На огне святом сожжем разлуку
Шрифт:
Третьего дня после смерти старого певца пустился Боян в бесконечные странствия. И покатилась вместе с ним слава. От городища к городищу. От села к селу.
Добрался-таки он к славутинской твердыне за порогами. Искренне приветствовали боевые рыцари мужественного побратима. Поведал он о страшной битву в горах, о гибели Горипала, о свирепой мести горного владыки, о завещании Тайно-Дива. Ходил Боян с воинами в походы, изведал грозы, буревалы, сечу и голод. Пересек земли славянские из края в край и не раз и не два.
Промелькнули быстроминущие лета. И стало имя певца таким же неотделимым от жизни народа, как восход солнца, как пение птиц, детский
Так певцу наполнилось семьдесят лет. А может, и больше, кто о том знает? Потому что на вид можно дать человеку полста, а в душе его уже прокатились века. Разве редко так бывает?
И вот здесь начинается наша сказка. Но нет, не начинается, а лишь передается дальше, в течение бытия, потому что как вечно живы Бояны, так и сказка – а разве может она умереть?
Дума вторая
Что в мире горячее всего?
Корень
Доброе имя дали родители ребенку. Правечное, надежное. В звездную пору родился сын в семействе Огнедуба, когда духи тьмы убегают к своих подземным убежищам, а петухи предвещают рассвет. Именно тогда просыпается Мать-земля из дремоты, чтобы накормить огромное количество детей своих - деревьев, трав и цветов, молоком весенних соков, что туманами спаривают над урочищами, лесами и полями славянского края.
– Корнем будет, - сказала счастливая мать.
– Породит буйное дерево славного рода.
– Пусть так, - согласился суровый Огнедуб - чтобы не стал перекати-полем, чтобы не покинул родной землицы на произвол судьбы.
Не минуло напрасно слово родителей.
В силе и мощи возрастал Корень, наливался здоровьем. Уже в девять лет борол всех товарищей в семейном поселке, безумно гонял верхом на свирепом жеребце, раскачивался на верховьях высоких дубов, переплывал туда и сюда буйное славутинское течение.
Поселок лежал в правечном лесу над рекой, а на левом берегу синели непролазные заросли и болота, переполненные гадюшниками, медведями и множеством птицы. А немного выше от поселка, на высоком холме, стояло древнейшее городище, утыканное грубыми дубовыми сваями, которое называлось Витичем. Там жили кузнецы, разнообразные ремесленники - от сапожников к золотых дел мастеров, до оружейников и кожевников. В праздничные дни - то ли на Купала, или в щедрые зимние недели, или в Перунов день или на Веснограй - собирался люд со всех усюд до Витича, вез, кто что имел, на ярмарку, чтобы показать свое творение и посмотреть чужое, чтобы отдать малость от труда своей на земле или в лесу, или, может, от бортництва или охоты и добыть товару для потребности своего рода-племени. А надо было ой как много! Женщинам желалось бархата и шелков заморских, бус янтарных или коралловых, вышиванок бисерных, лент мерцающих; а девушкам - то уже и достаточно говорить - родители не имели бы спокойствия, если бы вернулись из торжища витицкого без гостинцев и подарков. А ребята требовали бронзы византийской для стрел, кольчуг мелко тканных из тонкого провода, легких в походе, мечей обоюдоострых закалки тугой, сбруи для коней боевых, так как все то нужно было ежедневно: не оставляли в спокойствии поселков славянских, яровитских наездники восточные, степные, да и владыки горные с запада тревожили часто грабили, забирая в плен юношей, женщин и девушек, а то и оставляя свои костища под грозными городищами.
Однажды налетела с востока шумящая волна чужинских воинов. Были они дикие, безжалостные, безумные. Черные глаза в узких щелях век светились мужеством и жестокостью, на широких бронзовых лицах никогда не появлялась улыбка. Конь, меч, аркан, праща, лук со стрелами и мохнатая накидка - больше ничего не было во владении каждого зайды. Еду они забирали в порабощенных, плена не признавали, всех рубили к ноге - от мала до велика, оставляли самих юношей, чтобы пополнить свое войско, и то лишь в случае безоговорочного согласия отречься от себя и принять закон вечного уничтожения и похода. Что их вело, куда, зачем - этого не ведали, и они сами, как ни знает стрела, куда направила ее могучая рука воина.
Дымные знаки предупредили яровитов о нападении, лавы воинов сплотились за деревянными заборами Витича, но в этот раз не помогло городище, ни встретили, ни мужество защитников. Враги лезли на стены, словно дикие коты, пренебрегая жизнью, презирая смерть, рубились из яровитами свирепо, брызгая желтой слюной, и, даже умирая в смертельных судорогах, скрежетали зубами, испепеляя ненавистными взглядами своих противников.
Витич пал под ужасающим ударом. Заборола, башни, жилье яровитов полыхали неистовствующими факелами. Все защитники городища были перебиты, детей, женщин и старых дедов победители бросали в костер, а отобрали для себя лишь из двадцать юношей, между ними и молодого Корня.
Их посадили на коней, привязав ноги к стременам. День и ночь направлялись на запад. На второй вечер стали лагерем, зажгли очаги, юношей яровитских развязали, дали каждому по ломтю рысьего мяса. Ребята отворачивались, мясо воняло, их выворачивало, однако враги, грозно скалясь, силой запихивали им в рты кровавое месиво, вынуждали глотать. Несколько ребят не выдержали, набросились на своих мучителей и упали под ударами ножей. Корень выдержал, стал зол и ярый. Понял, что это единственный выход - остаться живым, вырваться из дикого кольца врагов. Кочевникам понравился могучий, широкоплечий юноша. Вскоре его взял под свою руку один из вождей на имя Кара-тай. Во время нападений на поселки и городища Корень был всегда рядом Кара-тая, удивляясь его ярости, безумству и рвению. И казалось Корню, нет в мире силы, которая бы остановила чужинскую кровавую орду восточных разбойников.
Однажды вечером, когда воины, утомленные целодневным боем и резней, зажгли в горной долине костер, Корень спросил Кара-тая:
– Где распрягут боевых коней воины Кара-тая? Долго ли еще будет длиться поход?
Кара-тай пораженно глянул на юношу, будто удивленный его многословностью, немного помолчал, обгрызая мосол недавно подстреленного зубра, потом, блеснув темно-карими глазами, рявкнул:
– Наши мечи - то стрелы Большого Змея Горы. Разве нам думать о том, где окончится их полет? Пока есть кони - вперед! Пока есть сила - вперед! Пока мечи остры - вперед! Пока есть башни, которые можно взять штурмом, - вперед!