На охотничьей тропе
Шрифт:
— Это верно? Всё верно?
— Верно!
Иван чуть не сел от неожиданности мимо стула.
— И вы меня специально к ней послали?
— Специально.
— Погодите, погодите. А откуда вам это всё известно стало?
Прокопьев улыбнулся.
— А это мне дед Платоша рассказал. От души я смеялся, когда ты от зверофермы убегал. Думаю: пусть попереживает, сильнее любовь будет. Да и хотел проверить, насколько хватит у тебя терпения. А ты, оказывается, упрям. Да вижу, переживаешь очень. Вот и послал тебя за литературой…
Лицо Благинина сияло. Он то и дело ерошил смоляной чуб и повторял:
Вечером Благинин был снова у Валентины Михайловны. Та встретила его любезно, но холодно.
— Вы что же, Иван Петрович, опять с официальным поручением?
— Я?.. Да… нет… — смутился Иван. — Мне надо бы узнать о результатах исследования водоёмов на нашем участке.
— Тогда понятно. Вас, очевидно, интересует, почему ондатра плохо разводится?
— Да, да, конечно.
Валентина подошла к шкафчику, вытащила оттуда тетрадь с записями и развернула её перед Иваном.
— Вот смотрите, тут всё написано. Да, собственно, и ваши наблюдения правильны. Всё дело в кормах. Кроме того, некоторые водоёмы имеют высокий солевой режим. Следовательно, надо подсаживать растения, опреснить засоленные озёра, отрегулировать сток воды. И вы знаете, Иван Петрович, это будет иметь большое значение не только для ондатроводства, но и для дичного и рыбного хозяйства. Об этом говорит опыт проведения таких работ в Кубанских плавнях. Ондатра получила корма, рыба — новые нерестилища, птица — хорошие гнездования, кормовые и защитные условия…
— Да, да, правильно… — поддакивал Иван, хотя и не слушал, о чём говорила Валентина, собираясь начать разговор о том, что его больше всего волновало, о чём не раз думал по ночам после беседы с дедом Платошей.
— Я рассказала обо всём этом директору промхоза и Жаворонкову. Решили с весны начать работы, — продолжала Покровская и тут вдруг заметила, что Благинин её не слушает. — Иван Петрович, да вы меня совсем не слушаете?
— Ах, да! Нет… слушаю, — смутился Благинин, улыбнулся и добавил: — Признаться, не слушаю. Я думаю…
— О чём же вы думаете?
О чём я думаю? Да, о чём я думаю?.. — Иван пристально посмотрел на Валентину и придвинул стул к ней поближе. — Скажи, Валя, ты на меня не сердишься?
— На тебя? За что же?
— Есть за что… Я был как мальчишка…
— Я ничего не понимаю.
Иван положил свою руку на руку Валентины и, смотря ей в глаза, спросил:
— Нет, верно не сердишься?
— Да нет же, конечно, нет.
— А я думал… Когда приходил сюда в последний раз-осенью, то к тебе не зашёл. Я почти бежал от зверофермы, решив никогда с тобой не встречаться. Мне…
— Я это знаю.
— Знаешь? — удивился Благинин.
— Да. Мне дед Платоша рассказал об этом.
— Я думал, что ты любишь Сергея Селивёрстовича… Почему же ты ничего не сказала мне, что дед Платоша напутал?
Валентина улыбнулась и проговорила полушёпотом:
— Я верила, я знала, что ты сам всё поймёшь и придёшь ко мне. Ты и пришёл…
И хотя так просто было разрешено это маленькое недоразумение, виновником которого был дед Платоша, оно оставило осадок в сердце Благинина. Он чаще обычного стал задумываться о своём неравном положении с Валентиной. Любит он её, очень любит. И приревновал к Сергею Селивёрстовичу не случайно. Ревность без любви не бывает. Ревность и любовь — близнецы-сёстры. Но любит и теряется перед ней, чувствует непреодолимую робость. Во всём она выше его, во всём! Свяжи свою жизнь с Валентининой жизнью, так и будешь всегда носить в себе боязнь того, что может однажды случиться. Заговорит гордость, самолюбие — не выдержит Иван, не захочет быть ниже её, и тогда неизбежно возникнет конфликт. А какова же будет развязка? Рухнет семья, будет испорчена её жизнь и его, а может к этому времени появятся и дети? У Сергея Селивёрстовича куда проще отношения с ней. А потому одинаковое у них положение: она директор зверофермы, он заведующий участком; она имеет высшее образование, скоро и он закончит институт. А что он, Благинин? Воробей, старающийся походить на орла. — И Ивану даже жаль становилось, что так легко рассеялось недоразумение. Уж лучше бы это было правдой, и тогда… Он сильный, он бы перенёс эту потерю, как подобает мужчине. И не томили бы больше сомнения: достоин ли он её, сможет ли у них быть настоящая, крепкая семья, изгладится ли когда-нибудь это чувство как-то само по себе утерянного достоинства.
Как бы там ни было, а эти мысли накладывали отпечаток на их отношения. Благинин старался избегать встреч с Валентиной, а если и приходилось бывать вместе, то уж не было былой непринуждённости. Словно опустилась пелена тумана между ними, и неизвестно: рассеется ли она, станет ли всё таким же ясным и определённым, как прежде?
Глава семнадцатая
В тот день, когда суд вынес приговор по делу Андронникова, Салим собрал все свои охотничьи принадлежности и ушёл в село.
После собрания он был угрюм, молча отправлялся на промысел, а по возвращении садился в сторонку от охотников и подолгу смотрел задумчиво в заиндевелое окно.
Товарищи пытались заговорить с ним, рассеять мрачные мысли, но это им не удавалось.
«Переживает, — перешёптывались промысловики. — Ничего, пройдёт. В здоровом теле тоска долго не задерживается».
Но однажды Салим не вышел и на промысел. Прокопьев подсел к нему и, протягивая портсигар с папиросами, участливо спросил:
— Переживаешь, Салим?
— Переживаю, Сергей Селивёрстыч, — сознался Зайнутдинов. — Салимке стыдно в глаза людям смотреть. Я хуже шайтана, а они ко мне… со всей душой.
Прокопьев дружелюбно похлопал Салима по плечу и посоветовал:
— А ты забудь случившееся. Охотники на тебя злобы не имеют, понимают, что ошибся.
— Забудь?! — Салим постучал себе в грудь кулаком. — Да вот тут у Салимки гложет, забывать не велит. Весь век не забудет Салимка.
Зайнутдинов задумался. Потом поднял глаза на заведующего участком и сказал:
— Не-ет, уйдёт Салимка отсюда. Уйдёт… В глухой урман подамся, чтоб голова помнил, а глаза не видел.
— Что ты, Салим, опомнись. Зачем новые места искать, когда и здесь работы много. А скоро у нас большие дела начнутся!
…И всё-таки Зайнутдинов ушёл. Ушёл тихонько, когда все охотники были на промысле. Прокопьев вызвал по телефону Жаворонкова и сообщил о случившемся, тот немного подумал и уверенно сказал: «В урман он не пойдёт. Вернётся! Просто человека совесть мучает, вот и мечется».