На орбите судьбы
Шрифт:
–Я сейчас Денжеру позвоню, – в ответ на мой вопросительный взгляд пояснил парень, – подскочу сначала к нему, пусть хотя бы тишотку свою даст, а то мне точно эту ночь не пережить. Мазафака, не берет, спит что ли, уже? Тихо! Денжер, это я, чего трубу так долго не берешь? Ты дома? Короче, спустись строго через полчаса…. Тебе звонила? А ты? Респект, хоуми, сейчас буду.
–Проблема решена? – я показательно определила бычок в ярко-оранжевую, как раз под цвет моей преданно любимой униформы, урну, – ты такси вызывать планируешь?
Расстояние от центральной набережной до проклятого проспекта Вознесенского было настолько коротким,
–Да мне тут два шага до дома осталось добежать, – скрепя сердце в очередной раз солгала я обеспокоенно высунувшемуся из окна такси Айку, – удачи тебе, я позвоню!
Тот факт, что сказка про Золушку периодически воплощалась в современной действительности, в принципе, имел для меня не большее значение, чем нашумевшая премьера скандального кинофильма для роющего подземный ход крота, но чтобы мне самой выпала честь оказаться на месте главной героини, это уже явный перебор! Когда мне за шиворот плюхнулась первая капля, я еще сохраняла остатки самообладания, но через мгновение сопровождающийся шквальным ветром дождь зарядил по полной программе, и я решительно скинула туфли, подхватила их в руку и босиком понеслась к ближайшему козырьку. Сейчас я бы совсем не отказалась даже от тыквовидной кареты с крысоподобным кучером на облучке, но как назло, мимо проезжали лишь редкие автомобили с наглухо задраенными окнами и активно работающими дворниками.
Разъяренно хлещущий меня летящими по наклонной траектории каплями дождь и не думал ослабевать, а тем более прекращаться. Извилистые молнии наискосок рассекали небо, от аккомпанирующего разбушевавшейся стихии грома напрочь закладывало уши, а резко понизившаяся температура в сочетании с мокрой одеждой заставляла меня неудержимо трястись в ознобе. Мое спешно занятое укрытие под узким карнизом какого-то административного здания практически не давало защиты от надвигающегося мутной стеной дождя, но я никак не могла набраться решимости, чтобы перебежать к представляющему собой куда более надежное убежище соседнему дому.
Я всем телом дрожала от пробирающего до мозга костей холода, то одевала, то снова снимала размокшие туфли и чуть не плакала от обиды, а дождь все лил и лил, будто ответственные за устранение прорыва в разверзшихся небесных хлябях божественные коммунальные службы состояли из таких же непутевых сотрудников, как и мой ангел-хранитель. Ну, почему меня угораздило сдуру брякнуть про этот чертов Вознесенский, когда в славном граде Перовске имеется достаточное количество относительно приличных районов, расположенных не слишком далеко от места моего настоящего проживания? Разве не очевидно, что все мои попытки изобразить из себя даму из высшего общества выглядят еще более смехотворно, чем бездарно строящий из себя простолюдина Айк?
Гром неожиданно громыхнул прямо над моей не дающей покоя нижним конечностям дурной головой и я инстинктивно присела от ужаса. Я съежилась в комочек, обхватила плечи руками и после неутешительного вывода о затяжном характере постигшего природу катаклизма погрузилась в невеселые размышления касательно наиболее предпочтительного варианта моей бесславной гибели. К сожалению, выбор не отличался разнообразием и состоял лишь из воспаления легких и прямого попадания молнии мне в лоб.
ГЛАВА XIII
К тому времени, когда дождь, наконец, закончился, я чувствовала себя настолько мерзостно, будто бы меня только что ощутимо тряхануло. Повышение температуры, озноб, тошнота, головокружение, слабость, даже боль в суставах и пояснице – все сопровождающие нестерильное введение наркотика симптомы проявились у меня сейчас в полной мере. За годы наркоманского стажа трясло меня на удивление редко, но не могу не признать, что достаточно метко, и это жуткое состояние запомнилось мне на всю оставшуюся жизнь. Находясь на излечении в стационаре, я узнала, что медицинским языком этот кошмар заковыристо именуется «гипертоксической реакцией» и вызывается попаданием в кровь разнообразного дерьма в виде живых и мертвых микроорганизмов, однако, поверьте мне на слово, если тебя по-настоящему трясет, ты навряд сможешь членораздельно выговорить хотя бы одно из вышеперечисленных понятий, потому что единственное, о чем ты в силах думать в этот момент, это как бы не двинуть коньки.
Однажды мне довелось стать свидетелем (а заодно и непосредственным участником) такого распространенного среди наркоманов явления, как групповая тряска, когда несколько человек ставятся одной машинкой, и каждому достается персональная порция «острых ощущений». Кажется, тогда я уже сидела на дезе, и мне были глубоко безразличны возможные последствия вопиющего несоблюдения элементарной санитарии, а между тем, знавала я и тех, кого не просто «тряхануло и отпустило» – на моей памяти летальный исход не миновал как минимум двоих.
Внезапно испытав печально знакомые приметы, я невольно вспомнила про психологический аспект наркомании – Потапыч как-то сказал мне потрясающую вещь, справедливость которой я только что почувствовала на собственном опыте: не важно, как долго ты остаешься чистой, фантомные ощущения будут преследовать тебя до конца твоих дней; как у переживших ампутацию пациентов годами болит давно отрезанная рука, так и бывший наркоман никогда не избавится от своих воспоминаний, и вся его жизнь превращается в борьбу со своей памятью. Особенно принципиальной эта борьба становится, когда тебе действительно есть, о чем вспомнить, и это аккурат мой случай. Не зря же все приятные эмоции я автоматически сравниваю с приходом, а негативные неизбежно наталкивают меня на мысли о ломке.
Сидеть на корточках под карнизом, слушать, как сверху тяжело падают скопившиеся на крыше капли, и предаваться раздумьям о своем прошлом в ситуации, когда настоящее можно выжимать, а в будущее лучше не смотреть, вдруг показалось мне совершенно несусветным бредом. Возможно, от стресса, холода и обиды у меня окончательно помутился рассудок, и я зависла между двумя измерениями, но меня не покидало странное чувство причастности к чему-то вселенски значимому, вследствие чего я осознавала неведомую ранее ответственность за… А вот тут начиналась такая умопомрачительная муть, что я предпочла до поры до времени не засорять ею мозги. За решением проблем межгалактического масштаба я могу запросто оказаться без жилья, без работы и в результате без средств к существованию. И зачем тогда, спрашивается, судьба дала мне второй шанс, если я так и не научилась ценить «земные радости простые»?