На острие меча
Шрифт:
— Тогда вы не храбрец. Что же вас привело в наши вечно воюющие края?
— Какой уж там, к черту, храбрец?! Обычный инженер, совершенно неприспособленный к войне и вообще, не пригодный к военной службе. Хотя числюсь офицером его величества и вроде бы даже нахожусь на военной службе. В мушкетеры меня бы не взяли, это уж точно.
— Как и в казаки.
Оба сдержанно рассмеялись. У каждого из них нашлось бы свое трактование этого смеха. Тем не менее оба восприняли его как символ примирения. К тому времени Лаврин приготовил для Боплана коня. Хорунжий Дзивиловский и двое его избитых гайдуками гусар уже ждали их в седлах и пытались
— Помнится, вы сказали, что весь гарнизон крепости был перебит, — неожиданно нарушил установившееся было молчание де Боплан. — Если иметь в виду осажденных в ней, то вы правы. Но если уж оставаться предельно точным, то пятнадцать польских драгун все же спаслись. Это те, кому посчастливилось находиться в ту ночь в степи, в составе разъезда. Так вот, командовал этим разъездом пан Дзивиловский, — вполголоса проговорил де Боплан, стараясь, чтобы его слова не были услышаны самим хорунжим.
— Я-то думаю: откуда у него такая ревностность в охране строителя крепости? Просто он не может простить гибели своих товарищей.
Де Боплан с грустью взглянул на Сирко и, обиженно поджав губы, снова надолго умолк.
33
Полк возвращался в Каменец, и Корзач решил, что до рассвета у него будет достаточно времени, чтобы навестить родителей. Отпросившись у сотника, он снарядился во все лучшее, что удалось выпросить у воинов своей десятки, выклянчил у одного из норманнов красный щит, украшенный гербом какого-то старинного рода.
Он был счастлив, а потому беспечен. Еще недавно он чуть было не погиб, и родители, наверное, так и решили, что их сын мертв. Но он возвращается. Как воин. На рослом скакуне, тоже взятом у норманна, со щитом, ощущая в нагрудном кармане тяжесть набитого мелкой монетой кошелька, которым, сбросившись, благословили на путь к отчему дому его новые друзья. Отец-плотник отродясь не видел столько денег.
Подъезжая к леску, Корзач не заметил, что, прячась за деревьями, за ним следят трое спешенных татар. Он и допустить такого не мог, зная, что орда разбита, остатки ее ушли в степи. К тому же не раз приходилось слышать: татары никогда не воюют в лесах. Они боятся дебрей. Мрачные лесные тропы пугают степняков, шум деревьев порождает мистический страх.
Оставалось проехать лесок, переправиться через речку, и он окажется на улице, на которой, в третьем доме от реки, живет Янина.
«Янина… — вспомнилось Корзачу удивительно белое, с ямочками на щеках, лицо этой женщины, обедневшей шляхтянки. — Янина…»
Да, она на четыре года старше его. Молодая вдова. Но это ничего не меняет. Последние два года Корзач прожил только одной мечтой: заработать хоть немного денег и просить руки Янины.
Чтобы сократить путь, он свернул с лесной дороги и погнал коня по тропе. Низко пригнувшись к гриве, почти уткнувшись в нее лицом, — не исцарапаться бы! — он опустил поводья, и конь сам выбирал дорогу, все приближая и приближая его к берегу реки.
Корзач так и не понял, почему конь вздыбился. Откинувшись назад, он еле удержался в седле, но именно тогда, когда ему показалось, что он все же удержался, шею его захлестнул аркан. А еще через несколько минут, связанный, очумевший, с заткнутым ртом, он лежал поперек седла, упираясь боком в колени рослого татарина.
— Эй, ты из полка Гяура? — спросил один из воинов, пленивших его. Он захватил Корзача за волосы, приподнял голову, и парень увидел, что перед ним славянин. Да и говорил он по-украински, только с каким-то странным, непольским, акцентом. — Тебя спрашиваю: служишь в полку Гяура?
Корзач смотрел на него, испуганно тараща глаза. Он даже не мог кивнуть — так сильно запрокинул воин-полукровок его голову. И лишь когда татарин, уже восседавший на его скакуне, догадался, в чем дело, и выдернул кляп, осипшим голосом подтвердил:
— Так и есть, из полка… Гяура.
— Тогда ты тот, кто нам нужен. Не придется скакать вслед за полком. Рот затыкать не будем, чтобы не задохнулся. Но если попробуешь закричать или хотя бы пискнуть… Не завидую твоей матери.
Корзач с тоской посмотрел на красный щит с синим гербом, которым завладел теперь этот полукровок. Как красиво и воинственно смотрится норманнский щит! Как прекрасно он выглядел бы с ним у ворот Янины!
Они скакали всю ночь. Если бы татарин не догадался дважды спустить своего пленника на землю, чтобы дать ему передохнуть, он наверняка погиб бы. Впрочем, к ногам какого-то татарского предводителя его все равно швырнули уже полуживым.
— Я — Карадаг-бей, — медленно проговорил гигант, захватив Корзача за загривок и одной рукой поднимая его таким образом, что голова пленного едва не оказалась на уровне его лица. — Ты расскажешь все и обо всем, о чем спрошу. — Встряхнул худосочного воина так, что кожа на лбу затрещала. — Иначе я живого разорву тебя на куски и скормлю волкам.
— Я отвечу, отвечу… — захлебнулся словами и страхом Корзач. — Я ведь… что спросите.
— Тогда дайте ему попить. И швырните кусок конины, — приказал Карадаг-бей.
Жадно поедая поджаренное на костре мясо, Корзач осмотрелся. Чамбул Карадаг-бея нашел себе пристанище в глубокой долине, на берегу небольшого степного озерца, образовавшегося у чудом пробившегося здесь родника. Корзачу казалось, что он достаточно хорошо изучил самые дальние окрестности. Но даже не догадывался о существовании этой долины с озерцом, по ту сторону которого едва просматривался вход в замаскированную кустами землянку.
И еще Корзач обратил внимание на то, какие каменистые, крутые склоны обступают озеро. Это даже не долина, а какая-то впадина — небольшая, неприметная, расположенная вдали от сел и степных дорог. Однако татары, судя по всему, знали о ней давно. Их небольшие чамбулы, наверное, не раз отсиживались здесь, делая набеги на ближайшие селения и казачьи зимники.
— Совсем тощий урус, — снова приблизился к нему гигант Карадаг-бей, одного вида которого Корзач страшился так, что вряд ли решился бы схватиться с ним, даже если бы в руках его снова оказалась сабля. — Совсем дохлый. Какой воин из тебя, скажи? Саблю двумя руками берешь, да? Ешь, ешь. Сегодня Карадаг-бей добрый. Он не станет отрывать тебе рука-нога. Эй, брат, — позвал он одного из ордынцев, сидящего у костра. — Дай урусу еще кусок конины. Он никогда не видел так много еды.
Ордынцев насчитывалось не более двух десятков. Да и в большинстве своем это были не татары, а славяне или, может быть, валахи, молдаване, угры. Во всяком случае, весь этот чамбул мало напоминал отряд настоящих крымских или буджацких татар.