На острие
Шрифт:
Он протянул мне фотографию. Я попросил его оставить ее у себя.
– Если что-то еще придет в голову…
– Позвоню по вашему номеру.
Крохи здесь – крохи там. Обрывки здесь – обрывки там. К тому времени, когда выступал перед группой «Начнем сначала» с рассказом о собственной жизни, уже больше недели я занимался поисками Паулы Хольдтке и, вероятно, отработал ее отцу тысячу долларов, изрядно потрепав ботинки и потратив уйму времени на расспросы множества людей. Правда, пока я никак не мог похвастать какими-либо конкретными результатами.
Я исписал, наверное, сотню страниц, занося в них полученные сведения. Разошлась половина снимков девушки.
А что же мне удалось выяснить? После того как она исчезла из дома в середине июля, ее следы терялись. Мне не удалось найти ни одного свидетельства о том, что, бросив в апреле работу официантки, она где-то снова нашла место. Картина ее жизни, которую рисовало мое воображение, была нечеткой, расплывчатой и не имела почти ничего общего с фотографией, которую я показывал всем вокруг.
Она была актрисой. Или стремилась ею стать. Но работала на сцене недолго и даже перестала посещать курсы. Поздними вечерами в мужской компании заскакивала в питейное заведение, в целом раз шесть. Жила одиноко, в своей комнате проводила мало времени. Где же она любила бывать одна? Ходила в парк? Разговаривала там с голубями?..
Глава 4
Проснувшись утром, я первым делом подумал, что был, пожалуй, слишком резок с загадочным ночным собеседником. Конечно, проку от него было бы мало или не было бы совсем, но, возможно, все-таки стоило с ним увидеться.
За завтраком я напомнил себе, что с самого начала не надеялся найти девушку. Правда, я узнал, что Паула Хольдтке сначала перестала появляться среди актрис и официанток. Позднее она выпала из круга жильцов дома Флоренс Эддерлинг и больше не захотела играть роль послушной дочери. Вероятно, она начала новую жизнь в другой среде и выплывет на поверхность, когда ей заблагорассудится. Столь же вероятно, что она мертва, а в этом случае я уже ничем не могу ей помочь.
У меня временами появлялась мысль сходить в кино, чтобы отвлечься, но я тут же прогонял ее и весь день провел, разговаривая с театральными агентами. Я задавал им все те же вопросы и раздавал фотографии. Никто из них не вспомнил ни фамилию девушки, ни как она выглядела.
– Вероятно, она появлялась на открытых просмотрах, – предположил один из них. – Кое-кто из начинающих первым делом находит себе агента, но многие стараются сначала приобрести профессиональные навыки и посещают открытые актерские пробы, пытаясь обратить на себя внимание и произвести впечатление на агента.
– Какой же путь лучше?
– Лучше всего иметь дядюшку в шоу-бизнесе. Это самый верный путь.
Устав от разговоров с агентами, я снова отправился в дом Флоренс Эддерлинг. Открывая дверь, она покачала головой.
– Мне пора брать с вас квартплату, – сказала она. – Вы проводите здесь больше времени, чем некоторые жильцы.
– Мне осталось повидать еще нескольких квартирантов.
– Да ладно уж! Никто не жалуется, а если жильцы не против, то я – тем более.
Только одна девушка из тех, с кем я еще не встречался, оказалась дома. Она жила здесь с мая, но, увы, не была знакома с Паулой Хольдтке.
– Хотелось бы вам помочь, – сказала она, – но ее лицо мне незнакомо. Соседка рассказала, что разговаривала с вами. Выходит, эта девушка пропала?
– Похоже на то.
Она пожала плечами:
– Жаль, что я ничем не могу помочь.
…Когда я решил бросить пить, я сблизился с женщиной по имени Джейн Кин. Я знал ее давно, но мы перестали встречаться, когда она вошла в общество «Анонимные алкоголики». Но вскоре я тоже стал посещать их собрания, и наши встречи возобновились.
Она скульптор, живет и работает в мансарде на улице Лиспенард. Мы все чаще проводили время вместе, иногда я оставался у нее ночевать. От случаю к случаю мы встречались и днем, часто ходили вдвоем на собрания, иногда выбирались в ресторан поужинать, порой она готовила обед для меня дома. Джейн любила ходить на выставки в галереях Сохо или Ист-Виллидж. Я сам раньше никогда туда не заглядывал, а теперь обнаружил, что мне нравится там бывать. Я всегда испытывал легкое смущение, оказываясь перед картиной или скульптурой, поскольку не знал, как выразить к ним свое отношение. От нее же узнал, что говорить в таких случаях вообще не обязательно.
Не понимаю, почему в наших отношениях появилась трещина. Мне казалось, что они окрепли и даже достигли некоего пика: я стал все чаще оставаться на улице Лиспенард, в ее шкафу находилась часть моей одежды и белья. Мы уже пару раз обсуждали, стараясь не задеть друг друга, вопрос о гостинице: не расточительно ли платить за комнату, если я там почти не появляюсь? С другой стороны, комната могла мне понадобиться для встреч с клиентами.
В какой-то момент, вероятно, было бы уместно отказаться от места в гостинице и начать вносить долю за мансарду. Одно время мы были настолько близки, что даже могли бы завязать разговор о взаимных обязательствах и, допускаю, даже о браке.
Но никто из нас этого не сделал, и в результате время было упущено, наши отношения стали изменяться, становиться все более прохладными. Мы расходились постепенно, мелкими рывками и толчками. Проводя время вместе, слишком поддавались своим настроениям, все чаще молчали, а постепенно все реже стали оставаться вдвоем, Не помню, кто из нас высказал мысль о том, что нам следует чаще бывать на людях. Но мы поступили именно так и очень скоро обнаружили, что теперь нам неловко друг с другом. В конце концов тихо, без лишних сцен я вернул ей пару одолженных когда-то книг, собрал свои вещи и на такси добрался до гостиницы. На этом была поставлена точка.
История слишком затянулась, и ее завершение принесло мне облегчение, хотя порой я чувствовал себя страшно одиноким и меня не оставляло ощущение утраты. Странно, но я куда легче пережил развал своей семьи. Правда, тогда я выпивал и, в сущности, вообще не почувствовал никакой боли.
Чтобы заполнить угнетавшую меня пустоту, я стал чаще ходить на собрания. Иногда я рассказывал там о своих переживаниях, но чаще хранил молчание. После разрыва с Джейн я попытался встречаться с другими женщинами, однако это не приносило мне облегчения. Вскоре я стал подумывать о том, что, возможно, стоило бы снова сойтись с кем-нибудь. Эта мысль появлялась все чаше, но я все еще не мог решиться начать действовать.