На острие
Шрифт:
– А ты не хочешь?
– Нет. Я желаю вытащить мерзавца в суд, чтобы его ткнули носом в дерьмо.
– Что же, если меня спросят, я выложу всю правду.
– Спасибо, – прошептала Джен, опустив глаза.
– Ты скверно выглядишь, – сказал Кальдер.
– Я скверно себя чувствую, – ответила Джен, сопроводив свои слова глубоким вздохом. – Я ощущаю себя одинокой и глубоко несчастной. Я ненавижу Лондон, ненавижу «Блумфилд-Вайс» и все инвестиционные банки.
– Почему бы тебе куда-нибудь не уехать на несколько дней?
– Я не могу покинуть Лондон, пока дело не завершится. Кроме
– У тебя есть кто-нибудь, с кем ты могла бы поговорить?
– Нет. Родители не разговаривают со мной с того момента, как я им сказала, что намерена предпринять. Папа с мамой считают, что я отправляю коту под хвост все дорогостоящее образование, которое они мне дали. А здесь я почти никого не знаю. Есть, правда, подруга, с которой я знакома еще со школьных лет, но она так загружена на работе, что мы почти не встречаемся.
– Кто это?
– Сэнди. Она вкалывает здесь на какую-то американскую юридическую контору. Ее жизнь не намного лучше моей. А моя, как тебе известно, высасывает из меня все силы.
– Если захочешь, ты всегда можешь поговорить со мной.
Джен не ответила. У нее был такой вид, словно она вообще ни с кем не хочет разговаривать.
– Чем ты займешься потом? После того как дело завершится? – спросил Кальдер.
– Не знаю, – ответила Джен. – А что я смогу делать? Меня не возьмет на работу ни одна фирма ни в Сити, ни на Уолл-стрит. Для меня ничего нет. Ничего.
Кальдеру хотелось утешить Джен, но он не знал как. Она с головой погрузилась в свое горе, не имея силы воли подняться на поверхность и сделать глубокий вдох. Он не был убежден, что ведение войны против Карр-Джонса как-то облегчает ее существование.
– Почему бы тебе не пойти на мировую с «Блумфилд-Вайс», не взять деньги и не вернуться в Штаты? У тебя там остались друзья. Ты достаточно умна и сможешь найти работу, которая будет, возможно, даже лучше, чем в «Блумфилд-Вайс».
– Значит, ты считаешь, что я должна сдаться? – спросила Джен звенящим от гнева голосом.
– Я считаю, что тебе следует уехать из Лондона и начать все заново. Я просто стараюсь быть реалистом.
– Реалистом?! Ты всегда страшный реалист! Нереальность заключается в том, что Карр-Джонс разрушил мою жизнь! И реальность такова, что я не позволю ему остаться безнаказанным. – Она опустошила бокал и закончила: – А теперь мне надо идти.
– Джен…
– Я сказала, что мне надо идти.
Как и ожидалось, финансовый управляющий Европейской экономической комиссии вышел в отставку, признав наличие неточностей в бухгалтерских отчетах, имеющих отношение к долгосрочным контрактам. Неточности тянули на миллиард евро и оказались значительно больше, чем кто-либо мог предположить. Облигации ЕЭК оставались на рынке, но только никто не желал их покупать. Некоторые клиенты «Блумфилд-Вайс» пытались от них избавиться, но корпоративный отдел не мог найти на них покупателей. «Не наступило ли время вступить в дело моей группе?» – задавал вопрос самому себе Кальдер.
Он обсудил это с Нильсом. Тот считал, что, несмотря на все прорехи в бухгалтерии, ЕЭК сможет в течение трех лет выбросить на рынок
– Будем покупать? – спросил Нильс.
– А ты как считаешь?
– Если мы сможем получить их по цене ниже шестидесяти пяти, то это будет большая удача. Считай, что мы их просто украли. – Глаза Нильса сияли от предвкушения успеха.
– О'кей. Давай предложим шестьдесят и посмотрим, что из этого получится.
Кальдер всегда старался поддержать инициативу своих людей. Это придавало им уверенности и, кроме того, вселяло надежду, что шеф им доверяет.
– И сколько мы берем?
Кальдер закрыл лицо руками – на него вдруг навалилась страшная усталость. Обычно он получал особое удовольствие от работы в те минуты, когда осуществлял свои идеи, рискуя миллионами долларов, принадлежавших «Блумфилд-Вайс». Как правило, несмотря на имеющийся риск, он все же проявлял необходимую осторожность.
На самом деле Кальдер до конца не понимал, что происходит в ЕЭК. Но не исключал, что комиссия могла заключить сомнительные контракты еще на пять миллиардов долларов. Нильс работал неплохо, но в его образовании все еще оставались пробелы. Нет, пока им следует лишь попробовать температуру воды кончиками пальцев. Надо прикупить на пару миллионов и посмотреть, что из этого получится.
Кальдер был страшно зол. Карр-Джонс, Джен, Линда Стаббс, Тесса выбивали его из колеи, а у него не было сил, чтобы бороться. Ники ушла. Баланс прибылей и убытков в его группе в этом году был пока плохим. Для того чтобы выбраться из черной полосы, нужно было немного встряхнуться. Что случится, если он еще потеряет несколько миллионов? Если черная дыра ЕЭК ограничивается миллиардом долларов, а прогноз Нильса окажется правильным, то цены облигаций вернутся до уровня девяноста и группа заработает целое состояние. Одним словом, настало время рискнуть.
Кальдер улыбнулся коллеге и проговорил:
– Что же, разогревай компьютер.
Они купили миллион по цене шестьдесят. Затем еще десять миллионов. После этого – еще двадцать пять. ЕЭК имела нереализованных облигаций на сотни миллионов долларов. К перерыву на ленч Кальдер и Нильс приобрели их уже на восемьдесят миллионов. Котировки облигаций поднялись до шестидесяти пяти, но «Блумфилд-Вайс» был единственным покупателем.
К ним подошел Тарек.
– Что ты затеял, Зеро? – спросил он.
– Покупаю ЕЭК, – ответил Кальдер. – Шестьдесят – хорошая цена.
– Ты уверен, что это следует делать?
– Да.
– Боюсь, что с этими облигациями ты суешь голову в петлю.
– Разве я не делал этого раньше?
Это было действительно так – он уже много раз рисковал, полагаясь только на свою интуицию. До сих пор ему удавалось делать на этом хорошие деньги.
– О'кей, – внимательно глядя на друга, ответил Тарек. – Но больше их не покупай.
Итак, они остановились. Нильс страшно нервничал, а Кальдер выглядел совершенно спокойным. В этот момент ему было абсолютно безразлично, выиграет он или проиграет все. Появились новые продавцы, и котировка упала до пятидесяти пяти. Потери Кальдера составляли почти шесть миллионов евро. Он купил еще двадцать миллионов.