На острие
Шрифт:
Когда он вышел из кабинета Тарека, ему хотелось навсегда убежать из торгового зала или по крайней мере позвонить одному из многочисленных агентов по найму, домогавшихся с ним встречи. Но Кальдер отмел свой первый импульс. Он работал в «Блумфилд-Вайс» уже семь лет и большую часть этого времени получал от работы удовольствие. Со своими обязанностями он справляется превосходно. Поэтому, восстановив хладнокровие, Алекс сообщил новость Мэтту и Нильсу, успокоил последнего и даже пару минут поговорил по телефону с Джен. Положение с бонусом, или, вернее, отсутствием такового, ее нисколько не удивило. Она казалась подавленной, что, в свою очередь, совершенно не удивило его. Кроме того, она говорила таким тоном, словно хотела,
В течение дня гнев продолжал тлеть, и Кальдер старался погасить его при помощи работы, но теперь, оказавшись дома, он больше не мог сдерживаться.
Он всегда ненавидел корпоративное политиканство и никогда в нем не преуспевал. Сейчас его посадили на крючок. Властные силы «Блумфилд-Вайс» поставили его перед простым выбором: получить полмиллиона фунтов, если он последует их желаниям, или остаться ни с чем, если он это желание отвергнет. Это была взятка – наглая и откровенная. Но у Кальдера не имелось ни малейшего желания ее принимать, несмотря на то, что дело Джен было уже, по существу, проиграно. Он не нуждался в деньгах. И вообще, сколько денег требуется одинокому мужчине? У него уже имеются хорошая квартира с полностью погашенной ипотекой, любимый автомобиль и даже личный самолет «питтс спешиал», чтобы подниматься, в небо солнечными уик-эндами. Почти половину своих бонусов он отдавал налоговикам, а другая половина шла в накопления. Ему эти четыреста тысяч не нужны.
Алекс тревожился за свою работу. Он любил проводить торговые операции. Покинув ряды ВВС, он больше всего опасался, что ему придется провести много лет за нудной канцелярской деятельностью. Однако в действительности работа в «Блумфилд-Вайс» оказалась почти такой же азартной, как вождение самолета. Имея на руках большой портфель облигаций, он с напряжением следил, как рынок движется против него, а затем, меняя вектор, начинает движение в его пользу. В такие моменты адреналин играл в нем, внимание было предельно сконцентрировано, мозг лихорадочно перебирал различные варианты, а во рту становилось сухо из-за опасения, что все пойдет не так, как надо. В такие моменты он ощущал, что вновь живет. Рискуя миллионами, он чувствовал себя так, словно снова летит в небесах на скорости тысяча километров в час. Или почти так.
Все трейдеры буквально зациклились на бонусах. Бонусы отражали результаты их деятельности, показывали, насколько хороши или плохи они в своей работе. На месте Кальдера большинство трейдеров его уровня ушли бы из фирмы, посчитав себя оскорбленными, но он остался. Уход означал бы, что он признал свое поражение, признал, что Карр-Джонс сумел его переиграть. Тарек вовсе не лгал, когда говорил, что в будущем Кальдера ждут бонусы, выраженные семизначными цифрами. Он должен остаться ради Джен, ради того, чтобы выступить против разного рода мерзавцев. Остаться для того, чтобы сражаться с такими, как Карр-Джонс.
Кальдер подумал, как бы на его месте поступил отец. Или Ники.
Ники. Боже, как ему ее не хватало! Она его понимала и всегда была на его стороне. Впрочем, надо признаться, Ники любила далеко не все, чем он занимался. В частности, она не одобряла его страсть ставить миллионы на капризы рынка.
Ему хотелось обсудить с ней то, что происходит. Он доверял ее интуиции даже в тех случаях, когда ее оценки отличались от его собственных. Ники обладала способностью видеть вещи в перспективе. С ее помощью он мог бы пройти через все преграды, которые воздвиг перед ним Карр-Джонс.
Кальдер посмотрел на телефон. Ему очень хотелось позвонить ей, но он не был уверен, что это нужно. Если его отошьют, пусть и в самой вежливой форме, его состояние станет еще хуже.
Все же стоит попытаться, подумал он и набрал знакомый номер. В трубке раздались гудки. Четыре. Пять. Шесть. Затем послышалось шипение и включился автоответчик. Кальдер пришел в замешательство. Возможно, стоит оставить ей сообщение. Но что сказать?
Затем он услышал незнакомый голос. Это был приятный баритон уверенного в себе и вполне счастливого мужчины: «Простите, но в данный момент мы не можем подойти к телефону. Если вы хотите оставить сообщение для Гэвина или Ники, сделайте это после сигнала».
Гэвин! Кто такой, черт побери, этот самый Гэвин?
Кальдер запустил трубкой в стену.
13
Кальдер занял место в вагоне метро и открыл «Файнэншл таймс». Он по-прежнему пользовался подземкой, хотя большинство его коллег либо брали такси, либо ехали на своих машинах. В те ранние часы, когда Алекс ехал на работу, найти сидячее место даже на печально знаменитой Северной линии никогда не составляло труда.
Он обратил внимание на статью, посвященную Италии. Судя по ней, итальянская пресса требовала крови главы хеджевого фонда Жан-Люка Мартеля, рушащего финансы их страны. Используя далеко не всегда убедительную аргументацию, газеты возлагали на этого человека ответственность за охвативший страну экономический паралич. Министерство финансов Италии уверяло, что сможет дать отпор этому типу, стимулируя местные банки поддержать рынок государственных облигаций. Гвидо Галлотти, следуя своей логике, заявлял, что выход Италии из зоны евро является единственным способом покончить со спекулянтами. Создавалось впечатление, что к его голосу начинали прислушиваться. Меньше чем за неделю до выборов рейтинг Национальной демократической партии снова существенно вырос.
Кальдер с интересом прочитал статью, но он был рад своему решению держаться подальше от Италии, пока там все не устаканится. Предсказать, как дальше пойдут события, было невозможно.
Поезд, постукивая на стрелках, въехал в Камден, а Кальдер перешел к разделу «Компании и финансы». Первая полоса сразу завладела его вниманием. Там говорилось о слухах, будто скрытые потери по долгосрочным контрактам с ЕЭК окажутся даже больше, чем миллиард евро, согласно более ранней оценке. Кредитные агентства были готовы низвести рейтинг долговых обязательств комиссии до уровня мусора. Он еще раз просмотрел внимательно статью в поисках новых фактов, но так ничего и не обнаружил. «Впрочем, это совершенно не важно», – мрачно подумал он. Облигации Единой энергетической комиссии все равно отправятся в мусорную корзину. Теперь Алекс был благодарен Тареку за то, что тот заставил его избавиться от половины портфеля. В конце концов ему удалось продать облигации, потеряв сравнительно немного.
На работе его ждал Нильс. Рыхлое лицо молодого человека было искажено страхом – ему в отличие от Кальдера никогда раньше не доводилось нести такие потери.
– Что ты думаешь, Зеро?
– Я думаю, что нас хорошо поимели. Новые цены от брокеров уже поступили?
– Имеются предложения по сорок восемь. Но только на миллион евро.
– Ну и что же мы будем делать? – спросил Кальдер.
– Надо держаться, – ответил Нильс, – несмотря на то, что наши потери возрастут. Комиссия выбрасывает столько наличности, что мы в итоге останемся при своих.
– Ты в этом уверен?
Нильс взглянул на лежащий перед ним листок с цифрами, немного подумал и подтвердил:
– Уверен.
Кальдер закрыл глаза. Возможно, Нильс прав. А если так, то они прилично заработают на том полумиллионе облигаций, которые приобрели по цене чуть выше шестидесяти. Но на это уйдут годы, и пока они дождутся прибыли, им придется потерпеть. Кроме того, они могут тотально ошибаться. После случившейся несколько лет назад катастрофы с «Энрон», когда одна из крупнейших энергетических компаний Америки превратилась в кучу фиктивных контрактов и коллекцию долгов, стали более ясными риски, связанные со скрытыми потерями. ЕЭК, конечно, не «Энрон», но тем не менее…