На острие
Шрифт:
Но он узнал еще об одной проблеме, которая грозила уничтожить все. И ее следовало решить как можно скорее. По счастью, в этом случае Мартель точно знал, что следует делать.
Утро выдалось прекрасным. Снег на верхних склонах холма Тетон маняще сверкал в лучах раннего солнца, в то время как лесистое подножие гор еще лежало в глубокой тени. Небо было ясным, и лишь вокруг Гранд-Тетона клубились облака. Они то поднимались, то опускались, принимая самые причудливые формы. Иногда они казались белоснежными грибами, порой – комками сероватой ваты, а временами становились похожими на воспарившие
Ожидая соединения, он чувствовал, как в его груди растет ощущение всесилия. Он начинал привыкать к власти миллиардов, к тому, что может купить все, что угодно, к власти, способной поставить на колени целые страны. Но обладание властью над жизнью, властью решать, кому жить, а кому умереть, было ему в новинку, и эта власть была опьяняющей.
Мартель хорошо помнил, как это случилось впервые. Свой первый шаг, первую ликвидацию он не забудет никогда. Это произошло в Швейцарии двенадцать месяцев назад.
Они весь день катались на лыжах, и Мартелю некоторое время удавалось сдерживать скорость, чтобы не обгонять на склоне своего гостя. Но после полудня его терпение лопнуло, и он ринулся вниз, в узкую темную горловину, оставив компаньона далеко позади. Мартель остановился на плато в конце склона, посмотрел на лежащий под ним Сент-Мориц и повернулся, чтобы понаблюдать, как спускается его гость. Тот катился с горы, делая повороты неторопливо и изящно, всем своим видом демонстрируя, что вовсе не собирается соревноваться с Мартелем. Подобная рисовка перед клиентом была явной ошибкой, но Мартель ничего не мог с собой поделать. Дела обстояли так, что ему иногда хотелось встать на краю почти отвесного склона и посильнее оттолкнуться палками.
Он сделал несколько глубоких вздохов, отметив про себя, что альпийский воздух так же свеж, как и воздух Скалистых гор, но все же чем-то от него отличается. Он любил кататься в Швейцарии, хотя спуски Сент-Морица не ставили перед лыжникам таких сложных задач, как склоны Джексон-Холла. Просто Швейцария была выше классом.
Через пару минут его компаньон, облаченный в желтый горнолыжный костюм, уже стоял рядом с ним. Михайло Бодинчук был крупным розовощеким мужчиной, выглядевшим значительно моложе своих тридцати с небольшим лет. Этот человек входил в число пятидесяти самых серьезных инвесторов фонда «Тетон». Бодинчук, как и Мартель, добился больших успехов в бизнесе, и в манере ведения дел он, подобно Мартелю, не был ортодоксом. Но для достижения успеха в деловом мире Украины Михайло должен был обладать совершенно иным набором качеств, чем Мартель в своем Вайоминге.
– Там есть бар, – сказал Мартель, показывая лыжной палкой на небольшое шале у подножия пологого склона. – Может, выпьем пива?
– Почему бы и нет? – ответил Бодинчук.
Они грациозно скатились по склону, освободились от лыж и открыли застежки на ботинках. Мартель взял для гостя пива.
Следом за ними в шале вошли два весьма мощного сложения лыжника и заказали кофе. Михайло Бодинчук был предусмотрительным и осторожным путешественником. Даже на лыжных склонах предпочитал не оставаться в одиночестве. Мартель и Бодинчук обычно
Полдень еще не наступил, и бар был почти пуст. У Мартеля пересохло горло, и, прежде чем начать говорить, он сделал здоровенный глоток пива.
– Операции с евро идут превосходно, – соврал он.
– Рад это слышать, – ответил Михайло на приличном английском.
Мартель не знал, как поступить. Его сердце бешено колотилось, а горло пересохло даже сильнее, чем раньше. Ему предстояло перейти черту, которую он до этого момента никогда не переступал. Он шел на все, чтобы удержать фонд «Тетон» на плаву. Почти на все. Но затем из Лондона пришла весть о том, что все может взорваться в один миг. Он долго сомневался и раздумывал над тем, о чем он намерен был сейчас попросить своего клиента. Но другого пути у него не было.
Он сделал глоток пива и сказал:
– Вообще-то, Михайло, я хочу попросить тебя помочь мне в одном небольшом дельце.
– Послушай, Жан-Люк, – подняв глаза к небу, заявил Бодинчук, – когда я впервые инвестировал в твой фонд три года назад, предполагалось, что это будет моим законным бизнесом.
– Который уже принес тебе весьма приличный доход. По последней оценке, ты утроил свой вклад.
Первоначальные инвестиции Бодинчука составили сто миллионов долларов – даже для него деньги весьма серьезные.
– Что верно, то верно, – улыбнулся гость.
Мартель знал, что он Бодинчуку нравится. Способность превращать один доллар в два игрой на рынке сильно занимала украинца, делавшего деньги несколько более примитивными методами.
– Дело действительно небольшое, – продолжил Мартель, – и для тебя не составит никакого труда. – Он оглядел помещение бара. В дальнем углу сидела какая-то парочка, бармен мыл бокалы, и на него пялилась лишь пара телохранителей-украинцев. – Позволь объяснить. Имеется женщина, которая работает в одном из лондонских инвестиционных банков. Зовут ее Дженнифер Тан…
Бодинчук его выслушал и проделал то, что требовалось. Годом позже состоялась еще одна встреча – на сей раз в Женеве. Темой их беседы был Перумаль Тиагажаран. Да, Михайло Бодинчук сумел доказать, что является образцовым инвестором.
Соединение с Киевом состоялось, и Мартель услышал знакомый голос украинца.
– Привет, Жан-Люк. Неужели рынок тебя снова донимает?
Уловив в тоне собеседника некоторое напряжение, Мартель сразу занял оборонительную позицию:
– Ничего подобного. Ты, наверное, обрадуешься, узнав, что я не теряю присутствия духа. Мы по-прежнему имеем весьма прочную позицию. Не сомневаюсь, что через два месяца будем проводить беспрецедентную для истории хеджевых фондов операцию. Речь идет о миллиардах.
– Великолепно! – Мартелю показалось, что тон Бодинчука стал немного теплее. – Ты отчаянный парень и своих решений не меняешь. Мне это нравится.
– Такой подход себя оправдывает, – сказал Мартель.
– Да, до тех пор, пока работает, – заметил Бодинчук, и Жан-Люку почудился в тоне украинца намек на угрозу.
Мартель прекрасно понимал, что если фонд «Тетон» погибнет, то он навсегда потеряет не только капитал, ранчо, репутацию и самоуважение, но и доверие инвесторов. В случае с Бодинчуком это могло иметь фатальные последствия.