На острове нелетная погода

Черных Иван Васильевич

Варя не пришла ни вечером, ни на следующее утро.

— И вы не знаете, где жинка? — удивился Геннадий.

— Не затеряется. — Петр по-прежнему старался казаться веселым, но это ему уже не удавалось. На пляже он рассказывал анекдоты без прежнего огонька и в карты играл рассеянно. По глазам было видно, что он обеспокоен, но попыток разыскать жену или что-то узнать о ней не предпринимал.

Варя появилась на пляже около двенадцати часов. Мы о Геннадием плавали, она отыскала нас взглядом и весело поприветствовала своей изящной ручкой. Потом подсела к Петру на лежак, достала из сумки полиэтиленовый мешочек с виноградом и позвала нас. Она

выглядела много симпатичнее, чем в день знакомства. А когда разделась и осталась в одном купальнике, с соседних лежаков на нее уставилась не одна пара мужских глаз.

Петр сразу оживился и, уплетая виноград, снова начал сыпать анекдотами. Теперь он перемежал их остротами в адрес жены, из которых мы узнали, что Варя устроилась в гостинице «Сочи» и успела побывать в ресторане, где познакомилась с моряком. Варя лишь посмеивалась и обещала мужу еще не так расплатиться за его «заботу».

Мы снова купались, плавали, загорали и болтали о всякой чепухе.

Так побежали наши отпускные денечки. После обеда мы строго соблюдали мертвый час, а вечером шли либо в кино, либо на танцы. Карты и анекдоты нам скоро наскучили, и я взял в библиотеке «Бремя страстей человеческих», а Геннадий решил все-таки одолеть «Капитал». Петру врач предписал радоновые ванны, и он стал раньше уходить с пляжа, оставляя на наше попечение свою Варюху. Варя была компанейская женщина, откровенничала с нами на любые темы и подшучивала над нашим целомудрием. Но чаще всего она подшучивала над мужем, намокая на какие-то давние его грехи и грозясь расплатиться за них. Из их, казалось бы, безобидных перепалок я понял, что Варя мужа не любит, а Петр, делая вид, что не особенно привязан к ней, все же всячески старался удержать ее. Каждый раз, возвращаясь с радоновых ванн, он привозил жене разные безделушки — сувениры из ракушек, разрисованные камешки, медальоны, — и Варя радовалась им, как ребенок новой игрушке, но так же, как ребенок, забывала о них на другой день.

Однажды Петр купил жене миниатюрные, словно с ноги Золушки, белые босоножки. Варя была от них в восторге.

— Сегодня мы идем на танцы! — торжественно объявила она.

Вечером, когда мы вышли из столовой, она уже поджидала нас на лавочке, наряженная и сияющая, словно перед свиданием с принцем. Мы направились к танцплощадке, откуда доносилась музыка.

Вдруг Варя споткнулась, глянула себе под ноги, ахнула: «Золушкины» туфельки расползались, каблук осел и поморщился, тесемки-паутинки отклеились и вылезли из-под стелек.

— Где ты купил это?! — воскликнула Варя, придя в себя и чуть не плача от досады.

— У одного парня… симпатичного, — виновато ответил Петр.

— Симпатичного, — передразнила Варя и сняла босоножку. — Посмотри, они на клею и подошва из картона.

— Ну, подожди, он у меня заплатит за это, — негромко, но убедительно пригрозил Петр.

Настроение было испорчено, и мы вернулись. Петр повез Варю в гостиницу, а мы с Геннадием отправились в кино. Через неделю это маленькое происшествие забылось, и никто о нем не вспоминал.

В воскресенье Петр пригласил меня прогуляться. Варя обещала прийти к нам только вечером, Геннадий читал, и мы отправились вдвоем.

Петр вел меня по незнакомым узеньким улочкам и переулкам с низкими, совсем не городского типа домами, стоявшими в окружении садов и виноградников, пока мы не вышли к рынку. Через широкие, раскрытые настежь ворота бесконечным потоком вливались люди. Только теперь я обратил внимание на портфель

в руках Петра и догадался, куда и зачем он меня привел. Он решил разыскать того, что всучил ему эти туфельки.

— Сейчас ты увидишь возмездие, — заговорщицки подмигнул Петр.

Мы влились в людской поток, и Петр стал внимательно всматриваться в лица мужчин.

Чем здесь только не торговали: платьями и блузками, плащами и шубами, сапогами и туфлями и многим другим. «В такой толчее отыскать человека, которого видел один раз в жизни, напрасные труды», — подумал я. Но у Петра, кажется, и сомнения не возникало относительно своего плана. Он пробирался сквозь толпу, выставив вперед плечо, и я шел за ним, как суденышко за ледоколом.

Мы пересекли базарную площадь один раз, второй, третий, осматривая стоявших за прилавком торговцев, но того, кого искал Петр, не было. Поиски мне надоели, и я высказал пожелание уйти.

— Подожди еще немного, — попросил Петр.

— Вы хоть помните, за каким прилавком он торговал?

— Какой там прилавок! Я купил у него на улице, недалеко отсюда. А сегодня он обязательно должен быть здесь: где еще можно сбыть свой негодный товар, как не на толкучке?

— Махните вы рукой на эти босоножки. Что с воза упало, то пропало.

— Ну нет, — усмехнулся Петр. — И дело тут не в деньгах, а в принципе. Не могу простить себе, что меня надул какой-то молокосос. Это ему даром не пройдет.

В том, что Петр не жаден, я убедился раньше, по тем же самым безделушкам, покупаемым ежедневно, и по тому, как он сорил деньгами налево и направо, когда мы посещали магазины. А теперь мне открылась еще одна черта его характера — злопамятность, и это было для меня откровением.

— Вот он, — тихо сказал Петр, указывая взглядом на высокого парня, стоявшего в группе таких же длинноволосых верзил. Этому «молокососу» было не менее двадцати: загорелый, смуглолицый, с симпатичными голубыми глазами. А среди его дружков были такие, которые годились ему в отцы.

— В разговор не встревай, — предупредил меня Петр и протиснулся к компании. Остановился он около низкорослого небритого мужчины, державшего в руках дамские лакированные туфли.

— Какой размер? — поинтересовался Петр.

— Какой нужен? — на вопрос вопросом ответил небритый.

Петр бесцеремонно взял туфлю, повертел в руках и вернул обратно.

— А белые босоножки есть?

— Какой размер? — снова спросил низкорослый.

— Тридцать пятый.

— Отойдем немного.

Они стали пробиваться к деревянному домику, где народу было поменьше. Низкорослый нес большую разбухшую хозяйственную сумку. От компании отделился еще один мужчина и пошел следом за ними. Он остановился возле угла дома, за которым скрылись Петр с низкорослым. Я прошел мимо него, давая понять, что мой приятель тоже не один. Компания мне не нравилась, и я был настороже.

Небритый показал Петру белые босоножки, тот бегло взглянул на них и сказал, что ему нужны не такие, а с тонкой сеткой-паутинкой. Мужчина достал вторую пару, третью, но все они были другого фасона.

— Не то, — с сожалением сказал Петр.

— Других нет.

И небритый зашагал обратно, а к Петру подошел тот, что стоял возле угла, и достал из-за пазухи белые босоножки. Но и эти оказались не «Золушкины». Мы вернулись к компании. Петр остановился рядом с голубоглазым.

— Не то, — огорченно повторил он, глядя на своего знакомого, который то ли не узнавал его, то ли не хотел в этом признаться.