На острове нелетная погода
Шрифт:
— Вчера нам не удалось поговорить. — Он жестом хозяина пригласил сесть. — Я рад, что встретил тебя здесь. Ну, как ты тут?
— Ничего, служу помаленьку.
— Слыхал, слыхал, как ты разведчика иностранного срезал. Вологуров доволен тобой. Вот покомандуешь эскадрильей с годик, и тебя к себе заберем. Засиделись у нас старички. Мельников в этом году уходит. — Он помолчал. — Вот приказали разобраться в происшествии, а дело, сам понимаешь…
Он снова замолчал, обдумывая, видно, как деликатнее задать вопрос. Потому так доверительно и говорил со мной, чтобы вызвать на
Но Ганжа не спешил переводить разговор на главную тему. Он стал рассказывать о службе в Германии, о том, какой идеальный порядок был в полку, в котором он служил. Но я его почти не слушал, думал о том, с чего он начнет свой допрос и что ему отвечать.
Выручил меня полковник Мельников. Старший инспектор поздоровался со мной за руку и пошел к креслу, приволакивая ногу и держась рукой за поясницу. Его еще накануне скрутил радикулит, но неотложные дела по расследованию происшествия заставили встать с постели.
— Ну и погодка! — посетовал Мельников. — Ветер с ног валит. Представляю себе, что в океане творится. Вот и попробуй найти его, когда корабли из бухты носу не высовывают. И это по крайней мере дня на три. Самолеты тоже на приколе сидят, так что подкрепления нам ждать пока неоткуда.
— Обойдемся как-нибудь, — сказал Ганжа, и в голосе его прозвучала уверенность.
— Тебе что-нибудь удалось выяснить?
— А тут особым провидцем быть не надо. Спешка никогда к добру не приводила.
— Ты так думаешь?
Ганжа протянул полковнику тетрадь в зеленом картонном переплете.
— Вот посмотрите.
Это была рабочая тетрадь техника самолета. Каждый раз перед полетами мы расписывались в ней, если не обнаруживали неполадок.
Мельников изучал тетрадь с минуту.
— А теперь взгляните сюда. — И Ганжа, раскрыв толстый журнал, указал ему на какую-то запись: я отдал бы многое, чтобы узнать, что там написано. И хотя лицо Мельникова было непроницаемо, по тому, как долго он не отрывал глаз от записей, не трудно было понять — Ганжа вскрыл что-то важное.
— Не разговаривали с техником? — спросил Мельников.
— Нет еще. Приказал дежурному вызвать, а его найти нигде не могут. — Ганжа нажал на кнопку динамика: — Разыскали Парамонова?
— Так точно, — ответил голос в динамике. — Вот в дежурке сидит.
— Давайте его сюда.
Мельников встал и, взявшись за поясницу, прошелся по кабинету.
— Отлетал я свое, отбегал, — сказал он с сожалением. — Быстрее бы разобраться с этим происшествием, и списываться буду. Так что входи в курс дела. Многое будет зависеть от того, как мы тут справимся.
— Ваш портфель меня меньше всего волнует. — Ганжа вздохнул: — Человек погиб. По чьей-то вине…
В дверь несмело постучали.
— Разрешите? — чуть приоткрыв дверь и заглянув, спросил
— Заходи, заходи. — Мельников остановился посреди кабинета и протянул руку технику.
Полковник был верен своей привычке. Мне невольно припомнилась первая встреча с ним, его подкупающее гостеприимство и речь на суде офицерской чести. Но, странное дело, я не испытывал обиды: наоборот, мне было почему-то жаль полковника, то ли из-за его поясницы, то ли из-за того, что не летать ему больше. А может быть, просто из-за его внешнего вида. С того дня, как Мельников уехал из Вулканска, мы не виделись с ним. Он здорово изменился, радикулит нарушил его былую стройность и состарил; лицо пополнело и несколько обрюзгло, глаза утратили блеск; прежними остались его спокойная уверенность в себе да аккуратность — костюм на нем был все так же отутюжен, без складочки, и все это вызывало к нему уважение.
— Поговори вот с подполковником, — кивнул Мельников на Ганжу и заковылял к креслу. Он, казалось, не собирался принимать участия в расследовании: тяжело опустился в кресло и, откинувшись на спинку, прикрыл глаза рукой.
Ганжа усадил Парамонова у стола напротив себя и задал первый вопрос:
— Куда это вы исчезли? Все утро вас не могли разыскать.
— Да вот… Туда надо, сюда, — замялся техник.
— Постойте. — Ганжа вдруг резко встал и подошел к Парамонову: — Да от вас, никак, водочкой попахивает?
— Ну и что? — вызывающе ответил техник и нахохлился, как петух перед дракой. — У меня отгул, имею право кружку пива выпить.
— Это какой еще отгул?
— Обыкновенный. Командир дал выходной за досрочный ввод в строй самолета с консервации.
— Вот как? И за сколько вы ввели его?
— За два дня… если не считать ночей.
— Значит, вы и ночью работали?
— Так надо ж.
— Н-да. — Ганжа глянул на Мельникова, но полковник не отнимал руки от глаз, и было не понять, слушает он или дремлет. — И это вы по своей инициативе?
Парамонов скользнул по мне взглядом, и я понял, что мое присутствие мешает ему откровенничать. Я встал.
— Сиди, сиди, — махнул рукой Ганжа. — Тебе полезно послушать своего подчиненного. Не стесняйтесь, говорите все как было и что думаете, — сказал он Парамонову.
— Очень мне надо. Командир полка приказал. — Техник опустил глаза.
— Та-ак. — Ганжа сел за стол и что-то записал. — Вы давно работаете техником?
— Пятнадцатый год.
— Солидный стаж. Скажите, пожалуйста, после консервации обязательно надо менять топливный фильтр низкого давления?
— А как же! — Парамонов приходил в себя, и ответы его зазвучали увереннее. — Самолет долго стоит, ржавчина там всякая может образоваться, мелкие частицы, — добросовестно пояснил он.
— Понятно. — Ганжа оживился: — А засорится фильтр, не будет поступать в двигатель топливо…
— Конечно, — подтвердил Парамонов. — Может, и не совсем, но обороты упадут.
— Так. — Большие выпуклые глаза Ганжи сфокусировались на технике, словно он хотел прожечь его насквозь. — А вы успели заменить фильтр? — вдруг строго и резко спросил он.