На палубе «Арго», или Поход за властью. Из новейшей истории жаргонного языка подростков
Шрифт:
Кумиры были сотворены. Ориентиры выбраны. Маршруты определены. Роли в скучавших без дела люмпен-командах оказались расхватаны. И наши «аргонавты» отчалили... А в их паруса бил неспокойный ветер (как он там назывался восторженными одописцами Горбачева? — «апрельский ветер перемен», что ли...).
Не очень длинный, но яростный период борьбы между различными люмпен-компаниями за право контролировать остальное городское отрочество, за честь называть взрослых шулеров из «Космоса» своими покровителями — все это я опущу. События здесь быстротечны, сумбурны, скрыты мраком нелегальности... Перенесемся сразу в те времена, когда одна из тинейджерских группировок полностью утвердила себя и стала своеобразным жреческим кланом при божках от криминала, а следовательно — законодательницей главенствующей молодежной субкультуры и обслуживающего
Имя антарктической птицы-симпатяги было выбрано для самоназвания отнюдь не из-за романтических настроений. Просто кафе-мороженое, в котором наши «аргонавты» собирались для выверки стратегических и тактических линий, называлось «Пингвин». Даже в выборе «резиденции» молодая катка ориентировалась на своих кумиров из «Космоса»: поближе к изысканной гастрономии...
Очень быстро «Пингвин» превратился в центр гастрономии и языковой: здесь вытамливался жаргон, призванный обслуживать жреческую службу пингвинят и родственных им компаний, здесь швырялись в языковой котел нужные ингредиенты из уголовно-воровской речи, рождались оригинальные «специи», придающие арго специфический привкус. Отсюда жаргонные «блюда» разносились по всему городу, и иначе быть не могло: молодая «катка», выполняя явную и неявную волю своих божков, обложила денежными поборами большую часть подростков, и эти подростки, нормальные, обычные, не ориентированные на криминал, вынуждены были осваивать субъязык, воцарившийся в школах, в училищах, во дворах. Хотя бы для того, чтобы разминуться с каталами-ровесниками с наименьшими для себя потерями...
Именно жаргон поможет нам увидеть, как нарожденная субкультура (главенствующая, повторимся!) исказила и опримитизировала взаимоотношения в среде отрочества. А эти отношения, в обратную очередь, помогут прояснить, чем подпитывается жаргон, по каким схемам выпестывается...
Итак, прислушаемся к «птичьему» щебету пингвинят. Отпробуем варева, рецепты которого уточнялись в симпатичной кафешке в центре Екатеринбурга...
4
Разнообразие, многоцветье жаргона обманчиво.
Только при беглом, невнимательном взгляде этот пласт языка может показаться цветущим лугом, где в трогательном содружестве соседствуют самые разные растительные формы.
Нет, жаргон точнее уподобить сорняку, который украдкой пробрался на окультуренную почву и впопыхах гонит, гонит из одного корня разномастные побеги. Одни — покрепче, другие — послабее. Каждый побег отпочковывает от себя новые, создавая видимость многообразия, многоохватности. Но если добраться до основного корня, вытянуть его из земли — вся-то растительная семейка, мыслимая нашими «аргонавтами» такой безгранично-великой, в одной-то ладони и уместится, со всеми побегами и корневыми плетями. А тот пятак земли, который только что дивил глаз кажущейся многоликостью, будет пуст.
Попробуем подобраться к корням «пингвиньего» языка по любому из его отростков. Я наугад открываю свои материалы к «СЛОВАРЮ ПОДРОСТКОВОГО ЖАРГОНА» и выхватываю оттуда первое попавшееся слово: капуста.
Не успели мы задеть один жаргонный росток — заколыхалось несколько, ибо слово «капуста» многозначно. Во-первых, оно обозначает «деньги». С начального же захода мы уперлись в основу люмпенской субкультуры. Впрочем, могло ли быть иначе? Стоило ли ожидать, что интересы люмпен-отроков заякорятся в сферах духовных? Можно ли было надеяться, что их щебет отразит такие понятия, как «радуга», «престол», «вознесенье»? Следовало ли предполагать, что воля криминального Олимпа сориентирует своих «надцатилетних» жрецов на что-то иное, чем погоня за «золотым тельцом»?
Ко времени, когда сложилась главенствующая тин-культура и устоялся язык, цементирующий и развивающий ее, стало предельно ясно: свет в оконце для люмпен-подростка — деньги... Об этом приоритете недвусмысленно свидетельствовал жаргон. Синонимическое гнездо, связанное с «капустой», одно из самых больших в нашем «Словаре...»
«Бабки, башки, башли, бумага, воздух, выбранная нами за точку отсчета «капуста», крупняк (большие деньги), слезы (малое их количество), лаванда, лавэ, ленинки (канувшие в лету купюры с изображением «Лукича»), фартинги, филки, фишки...» — вот только часть самых общих обозначений денежной массы. А еще — виртуозное разграничение по номиналам: «Декан, дэкан (10 рублей); екатеринка, катеринка (100 рублей); кесарь, косарь (1 тысяча); кожаный (металлический рубль); красная (тысячерублевая купюра); петровский, петрофан (5 рублей); пятикатка, пятикатник, пятихатка (5ОО рублей, т.е. пять «екатеринок»); рваный (1 рубль); стольник, стоха, стоша (100 рублей); тонна (тысяча); угол (25 «рваных», т.е. одна четвертая сотни); чир, чирик (10 рублей)...»
Суммы, о которых идет речь, по тем доинфляционным временам были значительными (об уровне цен нам напоминает частушка, рожденная в тот период: «Водка стоит ровно десять. Десять двадцать — колбаса...»). Но тем не менее эти суммы о б р а щ а л и с ь в подростковом быту. Откуда проистекает наша уверенность? Да хотя бы из особенностей сленга. Сленг, а подростковый — тем более, редко снисходит до отвлеченных понятий, до абстракции. Он конкретен. Он вызывается в обозначение лишь тогда, когда в этом обозначении есть п р а к т и ч е с к а я необходимость, бытовая нужда. Зашелестели в карманах наших «аргонавтов» тысячерублевки — зашелестело в речи и новое словечко: «красная»...
Впрочем, новизна большинства арготизмов относительна. На первых порах, едва отроческое люмпенство стало осознавать себя последователями уголовного мира, его своеобразными жрецами, языковые заимствования из воровской среды делались без разбору. По принципу незабвенного Плюшкина: в хозяйстве все сгодится... Лишь с определением собственной криминальной специализации подростки начали сортировку и переосмысление заимствованных арготизмов. Жаргонизм «воздух», к примеру, значил в свое время не что иное, как «взятку».* Но с ситуациями взяточничества наши «аргонавты» не сталкивались. Существительное же им приглянулось, ибо оказалось эмоциональным, наполнилось новой коннотацией (дополнительным значением): то, без чего нельзя дышать... Из видового слово стало родовым, обозначило деньги вообще. Оно сменило окраску. В нем уже не слышалось сожаления былых преступных поколений по поводу вышвырнутых на воздух (в качестве взятки) денег. В нем утверждалась незыблемость материальных ценностей, обрисовывалась жизнеобеспечивающая атмосфера... ( Чуть позже это значение, вложенное подростками в «воздух», будет подкреплено другим существительным — «дышки». Это слово широко загуляет в тинейджерской среде в начале 90-х и метафорически подтвердит сказанное нами... ДЫШКИ... Дыхание... Основа физического существования...)
Итак, деньги, как показывает сленг того времени, у наших «аргонавтов» завелись, деньги — не «слезные». Проследим их происхождение. А для этого вновь вернемся к одному из «корешков», вытянутому нами из жаргонной почвы, к пресловутой капусте. Второе значение этого слова: простак, простодыра.
Насколько подобный тип людей значим для наших «аргонавтов», можно судить по синонимическому расширению, связанному с «простодырами»:
«Бык, бычина, бычье (как правило — о маргиналах, выходцах из деревень); братья приезжие (о тех, кто «приехал», т. е. остался должником, проигрался в карты, шире — о всех неудачниках); дойная корова; крест; лох (самое, пожалуй, распространенное определение, заимствовано из уголовной речи, по крайней мере, словарь «Блатная музыка», составленный еще в НКВД,** его фиксирует; все же производные от «лоха», перечисленные ниже, — вклад современных творцов арго), лохобрей, лоховоз (как правило о новичках в каком-либо деле, например, в «фарце»), лохушка (о простофилях-девушках), лошина, лошок; ЧМО, ЧМОшник (этимология: из армейского — аббревиатура от «часть материального обеспечения»); чухан.»
С представителями этой неискушенной, наивной, слабохарактерной человеческой породы наших «аргонавтов» связывали весьма недвусмысленные отношения. Лучше всего они выражены в подростковых идиомах: доить, бомбить, стричь лохов. Это значит: выколачивать из них деньги. В каких-то городах и поселках подобная стрижка выглядела до примитивного просто. Толпа гопников (хулиганов) окружала свою жертву и: «Эй, пацан, гони рубль!» Не то — в мегаполисе, последние годы донашивающем имя увертливого революционера Якова Свердлова... Здешняя элита люмпен-отрочества — «пингвинята» — оказалась куда как изощреннее, чем их провинциальные собратья. «Пингвинята» не только переняли от взрослых кумиров-катал способы быстрого обогащения, но и ввели в преступный оборот свои фирменные... Чтобы представить некоторые из этих способов-уловок, и заимствованных, и оригинальных, нам придется востребовать третье значение неувядаемой сленговой «капусты». Оно таково: колода карт.