На переднем крае
Шрифт:
– Не рассчитал, – говорю я. – Мне казалось, что денег много, но аванс уже кончился.
– Оно и не удивительно, – отвечает Шуберт. – Конечно, аванса не хватит, если платить пятьдесят марок в день за жилье.
Да, это дорого. Каждую субботу, завидев меня, хозяин гостиницы радостно кричит с баварским акцентом: "Мастер хочет платить!" Мастер совсем не хочет, ему просто некуда деваться. И деньги мастера уходят на это дело очень быстро.
– После обеда тебе надо попросить еще один аванс, – говорит Шуберт.
– А дадут?
– Ну не помирать же тебе с голоду.
После обеда звоню в бухгалтерию.
"К сожалению, мы ничем не можем вам помочь, – отвечают мне. – Вы уже получили один аванс, а два аванса не предусмотрены установленными правилами. Мы понимаем вашу ситуацию, но ничего не можем изменить".
– Ничего не могут изменить, – говорю я Шуберту.
Шуберт мрачно перекладывает какие-то бумаги у себя на столе, а потом говорит:
– Мои худшие подозрения подтверждаются. Еще тогда, когда ты перетрусил, еще не ходя в консульство, я уже почувствовал что-то неладное, но теперь я просто уверен. Ты боишься бюрократов.
– Вам показалось.
– Нет, я это точно видел. Посмотрел бы ты на себя со стороны, как ты разговаривал. Ты ведь говорил с ними стоя, будто на том конце фельдмаршал. А это обычные чиновники, которые и слова-то человеческого не заслуживают.
– Так мне было удобнее дотянуться до телефона.
– А пододвинуть его к себе ты не мог? Ладно, не рассказывай сказки.
Если хочешь сосать лапу до конца месяца, то оставь дело как есть, иначе соберись и попробуй стать человеком. Запомни, с бюрократами нельзя так разговаривать. Они будут рассказывать тебе сто раз, что от них ничего не зависит, и про свои дурацкие предписания. Тебе до этого нет никакого дела, тебе деньги нужны. Так и говори. Это твои деньги, а не их. Стукни по столу. Я сказал, стукни, а не погладь. Ну ладно, хотя бы так.
– Бить по столу обязательно?
– Думаешь, лучше сразу в морду? Научись для начала бить по столу.
Делать это не обязательно, но уметь надо. Иди к ним и скажи, что тебе нужен аванс. И без денег не возвращайся, а то я совсем перестану тебя уважать. Это твои деньги, и они тебе нужны. На том стоим, как говаривал Мартин Лютер.
Иду в бухгалтерию.
– Вам же сказано, мы ничем не можем вам помочь.
– Вы предлагаете мне просить милостыню?
– Я вам ничего не предлагаю. Возьмите кредит в банке.
– Очень остроумно. Я предпочитаю получать деньги там, где работаю.
– Вы уже получили аванс. Это большие деньги, когда вы их успели потратить?
– Я плачу пятьдесят марок в день за жилье.
– Так много? Почему вы не нашли более дешевое жилье?
– Вы можете мне такое предложить?
– Это не входит в мои обязанности.
– Я знаю. В мои тоже. Я не агент по недвижимости. Свое дело я делаю, а ваше дело – платить мне деньги. Именно поэтому я здесь.
– Сожалею…
– Я тоже.
– У меня много дел.
– У меня тоже. Ничего, я посижу здесь и подожду, пока вы освободитесь.
– Войдите в мое положение. Вас много, а я один. Я не могу работать с каждым индивидуально. Это не входит в мои обязанности.
– Это вас много, а я один. Я не обязан входить ни в чье положение, мне хватает своего.
В пустых препирательствах проходит немало времени. Наконец, я возвращаюсь к Шуберту.
– Ну как, получил?
– Получил.
– Хорошо, теперь я тебя снова уважаю. Как тебе наша бухгалтерия?
– Ничего нового, так я ее себе и представлял. Я читал Кафку.
– Кафка был не немец и писал не про Германию, – сухо замечает Шуберт.
– Про Австрию или про Германию – какая разница?
– Если ты сам не чувствуешь разницы, то ничем помочь не могу.
Главное – ты научился их не бояться. Вы в России их совсем распустили, потому так и живете. Они вам на шею сели. Они бы и нам на шею сели, если б мы не умели ставить их на место.
– В России бюрократы не такие, с ними проще. Они никогда не говорят, что от них ничего не зависит, наоборот каждый считает себя самым главным. Они сразу грубят, так что им и ответить не стыдно. А ваши все время вежливые, улыбаются, "спасибо-пожалуйста", "чем могу быть полезен?" С ними и разговаривать резко не удобно. Хотя, я понимаю, что по сути они ничем не отличаются.
– Это точно. Он никогда не пошлет тебя в задницу, он скажет очень вежливо: "Господин Свердлов, не будете ли вы столь любезны, проследовать в задний проход". Ты даже не поймешь, что тебя послали, и пойдешь туда строевым шагом, радостный, что с тобой так вежливо поговорили.
Он прав, конечно. Мне еще много чему надо учиться.
Вечером гуляю по Олимпийскому парку.
До войны эту территорию на севере баварской столицы занимал аэропорт. Естественно, он был полностью разрушен. Сюда сгребли все, что осталось от города, и получилась гора. Довольно высокая гора. С ее вершины открывается живописный вид на город, в хорошую погоду отсюда видны Альпы.
Олимпийские игры в Мюнхене проводились в 1972 году. Тогда эту местность основательно облагородили, разбили парк, построили очень красивые стадионы. Они выполнены в виде натянутых на высокие мачты поверхностей. Очень интересное архитектурное решение. Туда проложили и железную дорогу, правда, сейчас поезда в Олимпийский парк больше не ходят, там построена станция метро.
К сожалению, олимпиада 1972 года запомнилась не оригинальными стадионами и не спортивными достижениями. Праздник был омрачен захватом в заложники израильской сборной. В ходе перестрелки спортсмены погибли.
Рядом с Олимпийским парком расположилась Олимпийская деревня, где тогда жили спортсмены. Сейчас здесь живут студенты Мюнхенского университета.
Здесь же центральный офис БМВ. Красивый небоскреб, самое высокое здание города. Выше его только телебашня. Она тут же, в Олимпийском парке. Можно подняться наверх. Билеты для студентов дешевле.
Показываю в кассе свое аспирантское удостоверение.
– Что это? – спрашивают меня.
– Студенческий билет.
– Югославский?
– Российский.