На перепутье: Воительница
Шрифт:
Он тоже успел переодеться из строгого костюма в кофту и на вид удобные и мягкие черно-серые штаны. Обычно уложенные короткие волосы уже успели растрепаться, по виску бегут капельки пота, а лицо… такое напряженное, не выражающее никаких эмоций, что я невольно сглатываю. Удар у него довольно сильный, судя по тому как покачивается мешок. Думаю, сейчас, когда я слаба как никогда раньше, он с легкостью меня одолеет.
Мужчина неожиданно останавливается, словно почувствовав мой взгляд, поворачивается ко мне. Слишком быстро сменяются эмоции на его лице, но я все же успеваю
— Хоть я и немного поражена резкой сменой обстановки и одежды, — говорю, легонько царапая ногтями кожу рук, — все еще хочу узнать, зачем мы сюда пришли.
Прежде чем ответить, Джон снимает с себя кофту и, оставшись в белой футболке, косясь куда-то в сторону людей, молча помогает мне надеть ее и застегнуть.
— Холодно, — объясняет он, наконец посмотрев мне в глаза.
Может, кому-то и холодно… Снаружи. Но до этого мне было только жарко от волнения. Хотя не могу не заметить, что, надев его кофту, мне стало намного спокойнее.
— Я подумал, — спустя недолгую паузу начинает Джон, — что, раз уж ты превратилась в обычную земную женщину, тебе стоит научиться защищать себя. Порой я не смогу быть рядом, как это было в кафе в тот день… Поэтому именно для подобных ситуаций нужно немного потренироваться и научиться основам самообороны.
— Научиться драться? — уточняю, не скрывая удивления.
— Да. Мне доводилось обучать девушек самозащите, так что можешь на меня положиться.
— Не думаю, что это хорошая идея… — невольно закусываю губу, следя за тем, как Джон достает из серого ящика небольшие перчатки с открытыми пальцами.
— Почему же? Знаешь сколько в нашем мире психов, преследующих таких девушек, как ты? — он старается не смотреть на меня, пока надевает на мои руки перчатки. — Ты… эм-м… кажешься им слабой, и они пользуются этим. В этом твое главное преимущество. Немногие будут ожидать от тебя того, что ты умеешь защищаться.
— Но я правда умею защищаться.
Мужчина беззлобно усмехается.
— Не сомневаюсь. Но стоит проверить.
Надев себе и мне перчатки, он идет в дальний конец комнаты, снимает обувь и встает на настил из какого-то грубого материала. Поворачивается и, улыбаясь, подзывает к себе.
— Давай. Не бойся.
Я-то совсем не боюсь. Вернее, я боюсь не за себя…
Подавляя плохое предчувствие, камнем осевшее в груди, снимаю обувь и встаю напротив мужчины.
— Мне все же это не нравится, — предпринимаю еще одну попытку увильнуть от этой затеи. — Да, я лишилась магии… Но знания и часть сил все еще со мной. Уверен, что хочешь продолжить?..
— У себя дома ты разве не тренировалась? — серьезно спрашивает он, и я всем существом улавливаю металлические нотки в его голосе. — Практика лишней не бывает. Нападай.
— Прямо так сразу?
— Да, давай.
— Может, лучше еще немного разомнешься? Да и я послежу за твоими движениями…
— Наари.
??????????????????????????
— А давай-ка я тоже побью тот мешок? Он хотя бы будет молчать…
—
Громкие слова дрожью отдаются в теле, сердце сжимается, и я резко вскидываю ногу, метясь в широкую мужскую грудь. Он успевает поймать ее до того, как я выбила бы из его легких воздух. Ошалелый взгляд сталкивается с моим, пальцы впиваются в голень, и я, напрягая мышцы, выдергиваю ее и, резко присев, делаю подсечку. Явно не ожидая такого хода, мужчина не удерживает равновесия и грузно шлепается на спину.
Происходит то, чего я так не хотела: из его груди вырывается болезненный стон.
— Черт… Что за хитрости, женщина?.. — он поднимается на локте, кривясь, вскидывает на меня удивленные глаза. — Да… глупо было надеяться, что ты будешь драться в каком-то определенном стиле…
— У меня был великий наставник, — возмущаюсь, полагая, что он осуждает мои приемы.
Но возмущение сменяется чувством вины, когда Джон качает головой и, перебарывая боль, поднимается на ноги.
— Не хотел тебя обидеть. Просто это было довольно неожиданно… — он выпрямляется, похрустывая суставами, и упирает руки в бока. Несмотря на то, что он оказался повержен, он по-прежнему выглядит внушительно: высокий, с широким размахом плеч и крепкими руками. Не всякий успевал пресечь мои удары… Пальцы у него действительно сильные. — Давай-ка еще раз.
— Снова? — сердце вздрагивает, я сглатываю, хмурясь. — Ты не похож на психа… Я не хочу делать тебе больно.
— Переживу, — хитро улыбаясь, бросает он и срывается с места.
Едва успеваю увернуться от удара в плечо. Ловлю его серьезный взгляд и чувствую, как внутри зажигается огонек. Только непонятно: озорства или злости…
Какое-то время мы оба умудряемся удерживаться на ногах, уворачиваемся от ударов друг друга, но в конце концов я снова сбиваю его с ног и он тяжело падает на спину. А потом все по новой…
Мне удается отвлечься от всех забот, успевших свалиться на плечи, и вспомнить то время, когда я целыми днями проводила в тренировочном дворе вместе со своим старшим братом. В то время как мои ровесницы бегали с парнями на озеро и катались на лошадях, я в кровь сбивала костяшки пальцев, ломая одно бревно за другим. Это приносило мне удовольствие. Странное удовольствие, которое смешивалось с яростью. Мама все время твердила, что я унаследовала эту жестокость от отца и что ее следует подавлять, быть похожей на подруг. Но единственный человек, на которого я хотела быть похожим, это мой отец.
Подруги уходили в поле собирать цветы, а я — маленькая и неопытная, но с горящими живей огня глазами — следовала за отцом охотиться на кабанов… Девочки шли учиться танцевать, а я предпочитала спрыгивать с утеса в воду вместе с братом и его сверстниками, которые были старше меня на пять лет. В девятилетнем возрасте я умудрилась нарваться на бивни кабана и после этого выжить. Сколько же недовольства пришлось тогда мне и отцу выслушать от мамы… Но зато мы с ним потом долго смеялись над этой ситуацией, а шрам на боку, оставленный клыком дикой свиньи, до сих пор напоминает о том страшном дне.