На перепутье: Воительница

Вин Милена

Ее слова медленно, очень медленно доходят до сознания. И дело вовсе не в том, что я сплю и туго соображаю, а в том, что я не могу поверить в то, что она говорит.

Я не забыл, что она чудесным образом исцелила меня, избавила от шрама, спасла Мэй с помощью того, что не поддается объяснению... Но невзирая на все это, мне до сих пор сложно поверить в ее исключительность.

— Это моя родная деревня, — она кивает в сторону поселения, которое назвать деревней просто язык не поворачивается. Не так я себе крестьянские селения представлял... — По крайней мере, такой я ее помню до войны.

— И в твоем мире царят распри и

войны? — спрашиваю, не сводя с девушки глаз. Глупо, должно быть... Но это место выглядит таким волшебным и особенным — кажется, что его ничто не способно омрачить.

— В любом мире живет алчность и жестокость. Просто где-то ее много, где-то меньше... Мы были вынуждены ввязаться в войну, чтобы бороться за свой дом и защищать близких от захватчиков. Посмотри, — Наари окидывает тоскливым взором все вокруг, — таким он был раньше. Спокойным, удивительным... Посмотри и запомни. Ведь есть и обратная сторона — то, что осталось после разрушений.

Она вдруг утягивает меня за собой, устремляется вдоль поля. Я стараюсь поспевать за ней, не отпуская ее руки, и вскоре замечаю, как мир тускнеет, теряет свои насыщенные краски. Он становится мрачным, как и тучи, расстелившиеся над головой: деревья без листвы, одни обугленные ветви, нет никакой растительности — ни травы, ни цветов, в небе мерцают молнии — но не те, что привычны глазу, а огненные, тонкими нитями разрезающие черноту.

Мы останавливаемся на краю обрыва. К этому моменту вся красота исчезла без следа. Мир Наари объят огнем и смертью. Слышен рев пламени и завывания ветра, болезненные стоны, от которых кровь стынет в жилах, и крики людей — они где-то внизу, под мрачным покровом. Запах крови. Я чувствую его, будто меня и это место не разделяет полоса междумирья. Страшное зрелище, от которого безумно хочется избавиться. Хочу отвернуться, зажмуриться, но не могу. Считаю себя не вправе избегать представшего передо мной мира.

— Так теперь выглядит Норфия, — шепчет Наари, смотря на темное небо. — Она умирает. И следом за собой тянет все живое.

— Что здесь случилось? — осознанно пододвигаюсь к девушке, желая, чтобы она почувствовала незримую поддержку. — Почему все так изменилось?

??????????????????????????

К моему удивлению, Наари пожимает плечами.

— Не знаю, что именно привело к точке невозврата. Все началось с огненных дождей, обрушившихся на нас шесть лет назад. Погибло невероятное множество людей и зверей... Раскаленная лава укрыла многие земли, нетронутых осталось очень мало. Из-за них между кланами уже долгое время идет борьба. Мы тоже воюем. Мой отец воевал и отдал на одной из битв свою жизнь, — голос девушки становится слабее, но она сохраняет невозмутимое выражение лица. — Тогда мой народ остался без лидера, я стала вождем, повела людей за собой, дав обещание защищать их во что бы то ни стало, даря им веру в светлое будущее. А сейчас они вновь остались без защиты... Поэтому я и боюсь опоздать. Боюсь, что, если вернусь, застану лишь смерть.

— Что значит "если"? — от собственного вопроса все холодеет внутри. Меж лопаток дерет мороз, да так сильно, что я уже начинаю сомневаться — действительно ли это сон или все в один момент стало явью.

С какой-то невообразимой, непонятной для меня грустью девушка опускает глаза и мгновение молчит, то сильнее сжимая мою ладонь, то ослабляя хватку. Кажется, решившись, она глубоко вздыхает, но не спешит взглянуть на меня.

—

Ваш мир отличен от моего. В нем нет энергии, нет силы, способной восполнить мой источник. Нет самого главного — магии. Я почти все растратила, всю свою энергию.

— Получается, ты стала... эм-м... обычной?

Это слово до последнего не срывалось с языка. Как ни погляди — а обычной ее не назовешь. Скорее, необыкновенной.

Наари кивает:

— Без магии не получится вернуться обратно. А иного способа я пока не нашла...

Она замолкает, а мне страшно хочется снова услышать ее голос, нежели видеть, как при молчании ее съедает отчаяние. Я не успеваю озвучить это желание — мир начинает рассыпаться, как прогоревшая бумага, медленно и неотвратимо. Глаза застилает пелена, лицо Наари исчезает, остается только тепло ее руки.

Одно мгновение в темноте — и я просыпаюсь. Резко открываю глаза, отрываю голову от покрывала и сталкиваюсь взглядом с грустными глазами, отливающими в свете лампы холодным блеском.

— Здравствуй, Джон, — надломленным голосом произносит моя амазонка и слабо улыбается, сидя в кровати и по-прежнему держа меня за руку. — За доброту… За все, что ты сделал для меня, я решилась показать тебе истину. Прошу — оставь воспоминания о моем мире в тайне. Я боюсь реакции других людей.

— Немногие поверят в то, что я увидел… — я чувствую, как пальцы Наари разжимаются, и, прежде чем она отпустила бы мою руку, подаюсь вперед, крепче обхватывая ее ладонь. Ловлю растерянный взгляд и сглатываю в каком-то крайнем волнении. — Я сам еще многого не понимаю. Но...

Затихаю, не зная, как правильно подобрать слова. Вроде бы проще некуда: сказать, что готов помочь. Отчего же медлю?..

— Прости, — опережает меня Наари, смотря на руки и неуверенно поглаживая мою кисть большим пальцем. — Я не должна была делиться своим бременем.

— Нет нужды просить прощения, — мой голос становится увереннее и тверже. Только для видимости, внутри же просто ураган эмоций бушует, желает вырваться наружу. — Я не собираюсь бежать от всего этого. Обещал помочь, значит помогу. Правда, пока не представляю, как именно и чем... Но я приложу все усилия, чтобы... ну… отправить тебя домой.

— Правда?.. — полные робкой надежды глаза устремляются на меня.

— Даю слово.

Удивительно — сколько же доверия она питает ко мне, раз становится такой открытой. Несмотря на груз, лежащий на ее плечах, долг, от исполнения которого она не может уклониться, и все беды, что успели произойти с ней в чужом мире, она остается сильным человеком. Но одновременно с этим в ней присутствует мягкость, присущая детям, и вера в добро, которая и делает ее сильной, пусть она и говорит, что утратила важную часть себя — магию. Ее стремление защитить своих людей — вот что поражает меня больше всего.

Необыкновенная. Но даже у необыкновенных людей есть обыкновенные обязанности.

Глава 18. Линия судьбы

Джон

— Наари!

Мелкая налетает на амазонку, явно не ожидавшую такого приветствия, обнимает ее так крепко, словно она никто иная как ее родственница, с которой она не виделась несколько лет. Хотя на самом деле прошла всего неделя.

У ног вьется Бонни, виляя светлым пушистым хвостом. Такая счастливая, будто Наари за пазухой прячет угощение.