На петле времени

Барабаш Дмитрий

Возвращенцы

Гадай по ромашке: быть или не быть?Так быть или не быть,обрывай лепесткии желтое рыльце поглаживай пальцем.Думать – не думать, любить – не любить,какая, в принципе, разница?Лепестятся страницы.Словосмешение.Если бы языкивыдавались по группе крови,выкалывались на предплечье,вбивались в солдатский жетон,писались зеленкой на пятке…И правда ль, что этот сонне терпит обратки?Не кто ли оттуда сюда?Или все мы туда-сюда,как хоккеисты в настольной игре,крутимся на спицах,ежимся на столе.прячемся по столицам.

Душеловка

Представь, случайность обретает плоть,способную на выбор и анализпоследствий выборов, желаний поборотьжелания, которые казалисьосуществимыми.Как ей по всем путямпройти и уберечься от потери?Одну откроешь,

а другие двери —защелкнутся.Назад – а там замок!Соблазнов много – выбирай любые.Ах, если б знал тогда.Ах, если б мог сейчас.Ах, если б только каждому по вере.Тогда бы я.Тогда бы мы.Тогда…А что тогда? – Распахнуты все двери.Все те же небо, солнце и вода.Все те же топи и все те же мели.

Косяк

Нам достался косяк,о котором расскажут легенды.Мы в проем занесли только ногу.Мы видим порог.Ведь бывает и так —от случайных прозрений к итогусможет редкий босяксделать шаги успеет войти.Мы меняли эпохи,седея в незримом движенье.Занесли только ногу.И вот, оглянувшись назад,видим там отраженье свое,молодое, ей-богу,даже зубы на месте.И в жилах как будто течетеще синяя кровь —не окрашена черной разлукой,и надежды маячат, и девочки машут в окно,и улыбки застыли, как будто смеются над скукойнаших выжатых тел,потерявшихся где-то давно.

Кредо

Допустим, мысль выпустила словона волю вольную. Или отец,книг начитавшись,дочери созревшейсказал: иди-ка поблядуй, пока не надоест.Родитель мудр, но хитростям егоне сбыться никогда.Когда бы мысль одна,когда бы он один на целом свете,когда бы всё с нуля —тогда бы дети,тогда б слова росли, как в первый раз.Придется начинать ни с этого начала.С начала не начать. Начало отзвучало,как воля вольная. И воля не вольна.Вы говорите: новая война?Пойди тут поблядуй!Здесь даже перемены,и те – наперечет.Не то что блядь – комармеж ними не проколетголодным хоботкомстеклянный обруч сна.Два слова босиком гуляли у окнапо утренней росе, по лезвиям травы,как в детстве языком порежешься бывало.Болезненный порез. Резное покрывалов осколках ранних солнц.Мысль отпускает словона вольные хлеба:– Ступай, корми, плодись.Как хочешь, так и лги.Чем хочешь, тем и меряй,какою хочешь мерой.Короче, жизнь как жизнь,хоть заразись холерой,хоть оспой, хоть влюбись.Не сходится опять.Как жить с такой оглядкой —не помня, помнить все,что было до тебя.Хоть пьянствуй, хоть колись,хоть по кустам украдкой…Но вот же рядом – жизнь.Она – сама собойтечет, цветет, рождается и вянет,гуляет свадьбы, на поминках пьет.Чего ж еще-то?С чем ты не согласен?И кто ты? Чёрт?Ты исчезаешь в масседеталей, но и те в тебе наперечёт.В любой из них, как в стопке пыльных книг,как в хрустале, как в гранях зазеркалия,твой черный лик, твой белый воротник,как между пальцев заводная талия —твое танго – губительный бокалвсего один глоток, пригубленный овал.Деталей, как песка, строй, что придет на ум:вокзал, аэродром, метро, Метропль, ГУМ,таинственный отель – глазастый Метрополь,Лубянки честный и открытый профиль,как гастроном на первом этаже,и воронки в подземном гараже,и метроном, качающий ужезаточенным, как молния по небу.Петру, Борису, Дмитрию и Глебу.Эге-ге-гей, родная сторона!Ты как дробинка в жопе у слона.Когда я возвращаюсь к прежним мыслямиз темноты грядущим в суету,порез травинки чувствуя во рту,и стайки украинских проститутокнапротив Думы, где в любое время сутокя находил смирение уму,когда пускал себя на волю страстии разбирал на винтики и части,раздаривал на лобызанья телтак искренно, что даже не потел.Но власти нам и здесь сказали: здрасьте!У бренных тел совсем другой удел.У нас еще запас не оскудел великих дел.Куда еще пустить пастись слова?Быть может в те же коридоры власти?Но в этой топке быстрые дрована первый слог. Второй, конечно, будетс изнанки шарика на ёлке у Кремля.Пока он цел, в нем кружится земляпо выверенной Кеплером орбите.Так снится мне, так снилось дяде Вите,седому дворнику, который не метёт,поскольку и ходить уже не может —настолько стар… Но водку всё же пьет.Что тот, что этот шар,в любом на свете шарероятся все шарывсех мыслимых орбит,и даже в тех шарах,которыми карбид,с водой соприкасаясь,пенит небо.И рифма тут как тут:«в тени кариатид».Мысль слово отпускает погулять.Отец пинками гонит дочку-блядь.Я сам себя стараюсь обзадорить,вторыми вторить, первыми пердолить,людьми блудить, горами городить,из городов выцеживая нежностьраспутных девок, купленных за грош.Куда еще ты, слово, заведешь,в какие вековые дебри бреда?У мысли есть творительное кредо:слова бросать на ветер, говорить.слова бросать на ветер, говорить.

Идущие по небу вниз головой

Я хочу отвлечься от потока света,бесконечно льющегося словно щелчкисинего «Кругозора», по которому Битлз,идущий по небу, произносит последнее «п-чхи».Я хочу отвлечься, я хочу подуматьв другую сторону от чихающих окончаний,свернуться колечком в сумму отчаяний и обещаний —уже не получится.Я хочу отвлечься от той задачи,от которой нельзя отвлекаться,потому что и поп, и его подьячий —все равно, что ведомый, немой, незрячий, —прозревают когда-нибудь, перед смертью,точно пойманы прочной незримой сетью,начинают плакать, божиться, клясться,понимая ценность земного царства.Потому что в том, неземном, небесном, —пресно все, бесчувственно, бестелесно,как пластинка синяя —круг за кругом,год за годом,милые,друг за другом.

Источник

На земле происходят события —войны, кризисы, крахи систем,корпораций. Я силой наитияотвлечен от неправильных тем.Есть задачи важней, чем события,чем падеж, чем всемирный дележ.Даже если средь крови пролитияты, как щепка по лужам, плывешь.Есть задачи из дали заоблачной,из безветренной выси времен:наблюдать на земле нашей крошечнойрифмы ликов и блики имен,глядя в свет ее встречный, направленныйиз бескрайних, зыбучих ночей, —узнавать, в новых образах явленный,отраженный источник лучей.

Голоса

Я был скорее звуком, чем —

стыдно сказать – лучом.

И. Бродский

Посмотришь на слово – свет.Произнесешь – звук.А если сказать про себя, совсем не произнося,окажешься где-то вне, и гулкий сердечный стукне сможет пробиться сквозь бесплотные голоса.Как описать тот свет, в котором есть все. И неткасаний, зрачков, ушей, трехвекторных плоскостей,и время – не от и до – ни смерти, ни дней, ни лет —один первозданный свет без цвета и без частей,мерцания светлых лиц на рифмах крылатых плит,на гранях парящих слов, сложившихся в строгий ряд,здесь образами миров – объемами пирамидбесплотные голоса печалятся и творят.Листает века Шекспир, Высоцкий выводит SOS,и Бродский рисует Рим на фоне стеклянных звезд…

Ветер времени

За каждым выбором скрывается дорога,Не пройденная миг тому назад,Казалось, шансов бесконечно много.Ошибки выправят и шалости простят.Но что же стало с правильной тропинкой,Оставшейся и скрывшейся в нигде?По солнечному лучику пылинкойЖизнь пролетит, не помня беде,Которая ее подстерегаетЗа каждым «мимо», «возле», «не туда».Свет исчезает, вечер нарастает,Как ветер времени. Ни судей. Ни следа.

Белый рыцарь

Кто он – спрессованный из облаков Землии ставший тверже камня и металла,тот Исполин, которого велииз бесконечности до нашего началапотоки мысли, сброшенной с вершинОлимпа, или как ни назовите,тот, кто всегда безжалостно один,но отражен в любом земном пиите?Как мягок взор расплавленных небес,щадящих нас от солнечного гнева,горящего, клеймящего, как крест,как плуг по душам, алчущий посева.Он проливался сладостным дождем,пыль наделяя силой плодородной,играл с ветрами голубым плащоми любовался вольностью природной,когда из одинаковых семянвсходили степи, джунгли и сибири.Сравнить – везде отыщется изъян,но как же славно все в едином мире.Тот белый рыцарь – вымысел другихвселенных, измерений, правил речи,во всем живом явившийся на миг.Вочеловечен и увековечен.

Метель в Переделкине

N.L.

Метель раскручивала землю,как карусель худой бездельник,руками упираясь в спиныидущих по лесной дороге,в заборы, в крепости, в остроги,и в круговерти на смотрины,как будто к смертичерный ельникнас затащил перед вечерней,стянул в кюветы с серединыдороги, ведшей к той вершине,где наши прадеды и дедыобряды древние вершили.Метель металась над погостом,как ветром сорванная простыньс веревки бельевой у дома,которым управляет дремав теченье медленного часа,пока хозяйка в людной церквирыдает пред иконостасом.Метель над кладбищем металась —бела и холодна, как старостьи об распятья ударялась,по ним сползала на холмы.Метель.А где же были мы?Где наша молодость осталась?С какой завьюжной стороны?Сдуваем ветром, благовестиз-за сугробов раздавался —звон колокольный в ритме вальса.Для нас, бежавших от невест.Для них – которым Бог судья,которым боль несносней злобы.О, Господи, какие тропыдаруешь бросившим меня?Метель.И мокрый снег по пояс.Декабрь это или совесть?Быть может сон?Быть может бредне?Но хоть к заутрене,к обедниприйти б…