На плоту через океан
Шрифт:
Сбросив промокшую насквозь одежду, я снова пришел в хорошее настроение и во все горло запел песню. Затем я прошел на нос, мне казалось, будто я долгое время не был на плоту. Икки, клевавший кукурузный початок, взглянул на меня и продолжал свое занятие. Микки крепко спала под лебедкой. Я перебрался обратно на корму и, хотя забинтованная рука мне мешала, набрал несколько ведер воды из океана, чтобы смыть кровь с палубы и стенки каюты. Было около полудня, но я решил не делать астрономических наблюдений, чтобы дать отдых раненой руке.
Медленно тянулись дневные часы. Свет постепенно угасал, и снова воцарилась тишина.
Настала ночь. Большие
— Скажите мне, — спросил я их, как это часто делал, — куда вы так быстро несетесь?
И мне показалось, что я услыхал в ответ:
"Сегодня ты еле-еле добрался до плота. Быть может, мы тебе немного помогли, когда ты цеплялся за леску. А ведь она чуть-чуть было не порвалась. Время от времени мы слегка подталкивали тебя... Однако мы спешим..."
Сегодня я оказался на волосок от смерти по своей собственной вине. Увидев, что на крючок попалась акула, я должен был перерезать леску. Сколько раз Тедди, бывало, умоляла меня махнуть рукой на крючок и обрезать леску, когда в водах Флориды или близ Багамских островов мне попадалась акула!
Луна выглянула из облаков, и небо стало проясняться. Неподвижно застыли причудливые облака, похожие на группы алебастровых фигур. А внизу темнел волнующийся океан.
Глава XII. Рай птиц и дельфинов
Мой передатчик оказался неисправным; к этому выводу я пришел после многодневных испытаний. Мне еще ни разу не удалось получить ответ на свои сообщения. Так как обе индикаторные лампочки передатчика горели ярким светом, я подозревал, что скорее всего неисправна антенна. Таким образом, в океане я действительно был одинок. Несомненно, к этому времени Тедди уже стала привыкать к поглотившему меня безмолвию.
По моим расчетам выходило, что вчера, 14 июля, мой плот обогнул Галапагосские острова. С помощью лага и компаса я определил, что нахожусь на 92°37' западной долготы. Вот уже несколько дней, как солнце не показывалось, и это лишало меня возможности точно определить свое положение. Я находился на расстоянии примерно тысячи двухсот миль от Кальяо.
Утро выдалось знойное, ветер еле дышал и казался усталым. По небу медленно плыли низко нависшие тучи. Нет-нет, хлопал грот, словно задыхаясь от недостатка воздуха, и по временам казалось, что он застыл на месте. Наконец с северо-востока набежало дождевое облако и смочило палубу. Еще некоторое время держалась духота, потом стало свежеть, поднялся сильный ветер, и плот пошел с обычной скоростью. Каждая миля была на счету, и слабый ветер, в особенности же штиль, доставлял мне беспокойство. Было приятно видеть надутые, наполненные ветром паруса и проносящуюся мимо плота пену. Мне вспомнились былые годы, когда я плавал на больших парусниках. Сколько раз мы попадали в штиль, и корабли неделями неподвижно лежали под экватором, переваливаясь с борта на борт! Каждую минуту мы опасались потерять мачты.
Я находился на плоту меньше месяца, но мне казалось, что уже прошел целый год. Я переменил курс и плыл к югу, опасаясь попасть в экваториальную штилевую полосу. Правда, на карте было обозначено, что юго-восточные пассаты в зимнее время (а там, где я сейчас находился, была зима) проникают далеко за экватор, но все же я не стал рисковать. Вследствие того, что плот непрерывно перемещался и лежал прямо на воде, работа с секстантом была затруднена. Я никак не мог установить его в горизонтальной плоскости. У меня с собой было два компаса: один —
Я не взял с собой барометра. Хотя морские офицеры и друзья из Кальяо советовали мне захватить его, я не видел в этом нужды. И в самом деле, что мог бы я предпринять, видя, как падает барометр? Конечно, не было никакой возможности избежать дурной погоды, и если она наступала, то мне оставалось лишь приспособиться к ней. Это означало, что надо спустить большой парус, пока его не унесло ветром. Чтобы справляться с этим побыстрей, я приладил дополнительное приспособление к оснастке.
Время шло, и вот я попал в настоящий рай, изобилующий птицами и рыбами. Уже два дня я плыл в этих райских местах. Тысячи черных фрегатов носились в воздухе; они описывали круги и падали на море, хватая летучих рыб, спасавшихся от дельфинов.
Рассвет только начинался, когда появилась первая птица. У черных фрегатов длинные, узкие крылья, они чудесные летуны и акробаты. Летучие рыбы выскакивали из воды, взлетая на своих тоненьких, как паутина, крылышках, их темно-синие спинки почти невозможно было разглядеть сверху. Они то и дело меняли направление полета, наблюдая своими большими глазами за дельфинами, рыскавшими в нескольких футах под ними. Но, как только одна из рыб взлетала, ускользнув от дельфина, птица камнем падала на нее. Нежное мясо летучих рыб — лакомый кусочек для пернатых хищников. Преследуемые рыбы, словно стрелы, носились над волнами, а птицы, выполнявшие акробатические номера в воздухе, хватали их своими длинными клювами. Дельфины вспенивали воду, рассекая ее, как торпеды. У дельфина узкое, удлиненное тело, которое создано природой для стремительного движения. Голова у него спереди срезана отвесно, словно скала, и выполняет роль клина и переднего руля. Создается впечатление, что он в высоком шлеме. Воинственный вид придает дельфину гребень-плавник, который начинается от самого носа и тянется вдоль всей спины до хвоста наподобие гривы; дельфин напоминает индейца в уборе из перьев, спускающемся до пят. Обычно дельфины плавали под водой, но иногда на мгновение над волнами появлялись их головы или плавники.
Порою битва происходила около моего плота, и летучие рыбы падали на палубу, но, истребив или рассеяв стаи рыбок у плота, дельфины продолжали их избиение поодаль от нас. Все новые и новые стаи живых крылатых стрелок беспрестанно взлетали над водой, и, казалось, эта часть океана прямо кишит летучими рыбами.
Хотя птицы без конца поедали рыбок, охота продолжалась весь день. Дело в том, что фрегаты способны проглотить несметное количество рыб. Мне приходилось наблюдать за этими птицами во время своих прежних плаваний, и я знал, что они без устали могут пролетать огромные расстояния над бушующим океаном, много дней подряд обходясь без еды.
Иногда черный фрегат заглатывал слишком большую рыбину, и ее хвост торчал у него из клюва. Птица медленно описывала круг за кругом, пока не съедала свою добычу целиком. Даже совершая самые сложные маневры в воздухе, фрегаты сохраняли плавность полета и столь же плавно, как будто без всяких усилий, подхватывали летучих рыб. Они проделывали это так же небрежно, как какая-нибудь леди берет изящными пальчиками сигарету. Казалось, летучая рыба сама прыгала им в клюв. А внизу, в покрытых пеной волнах, измученных рыбешек подстерегали дельфины.