На пороге Будущего
Шрифт:
— Мы решим это вместе, я и он. Я столько лет боялась за тебя. Будет справедливо, если и ты за меня попереживаешь чуть-чуть!
Она улыбнулась, поцеловала его над бровью. Он без выражения посмотрел на нее и отвернулся. Ее лицо было светлым и спокойным, и вообще весь сегодняшний день она была с ним особенно нежна — не хотела лишний раз волновать. Хален еще раз окинул взглядом простирающуюся вокруг серую равнину и долину, зеленеющую внизу. По привычке посмотрел через плечо, где всегда стоял Венгесе. Евгению острым ножом резанула по сердцу его боль. Происходящее уже не казалось ему сном. Она могла хотя бы уходить в свой внутренний мир, где все вечно и всегда есть свет, а значит, и надежда; Хален же свою надежду давно оставил у Гетты. Жизнь заканчивалась
Они прошли в зал, где расположился штаб. Кто-то из военачальников суетился, ходил туда-сюда, раздавая приказы. Несколько гвардейцев точили мечи. Оставшиеся в городе женщины под присмотром Эвры чинили их мундиры. В стропилах под высоким потолком порхала заблудившаяся ласточка. Не время горевать по погибшим; плакать будут завтра те, кто останется жив…
Они поели, не чувствуя вкуса пищи. Хален хотел поговорить с ней, но понял, что она сейчас не здесь, и был даже рад этому.
— Схожу в город, — сказал он.
Она не услышала, раздумывая над тем, куда уходят души погибших. Ей бы следовало это знать, но другой мир не желал пока открыть эту тайну. Что ж, завтра она сама окажется там, и секретов больше не останется.
— Госпожа! — окликнула ее Эвра. — Ты не хочешь пойти к раненым?
Подруга держала в руках аптечку. Евгения покорно пошла в дом губернатора, где организовали госпиталь. По пути она заглянула в конюшню, убедилась, что Ланселота и других коней почистили и накормили. Мечи и копья оставили на его белоснежной шкуре несколько ран, но олуди подержала над ними руки, и они стали затягиваться.
Ночью она еще раз поднялась на стену, прищурилась, отыскивая белый шатер царя Алекоса. Когда она шагала наверх по лестнице, ей вдруг пришла в голову шальная мысль: что, если пойти к нему? Если прийти открыто, он вынужден будет оказать ей почести и выслушать. Она сможет попросить его… Предложить ему…
Евгения покачала головой, швырнула вниз отколовшийся от стены камешек. Алекосу не нужна ни царица, ни олуди. Он хочет получить весь мир, и доброй олуди нечего предложить ему взамен! Ей следовало встретиться с ним в самом начале, когда он только стал царем Шедиза и еще не набрал силу. Быть может, тогда они смогли бы договориться. А если нет, она должна была убить его! Зарезать под покровом невидимости, приказать ему утопиться, обхватить руками и ногами, поднять в воздух и сбросить с высоты, чтоб его голова раскололась у порфировых колонн… Или Хален — почему Хален не подослал к нему тайного убийцу?! Они должны, обязаны были предпринять меры с самого начала! Разве иантийское благородство, которым они так гордятся, стоит всего этого?!
Хален пришел поздно, убедившись, что все готово к завтрашнему сражению. Было не до любви — они лежали обнявшись в ожидании утра, и молчание говорило больше, чем любые слова… Он слишком утомился и скоро заснул. Евгения смотрела на его лицо, изрезанное морщинами, и во сне сохранившее суровость. Он состарился до срока, и каждый день добавлял седины… Когда-то она думала, что ее муж умрет в глубокой старости, в своей башне в Киаре, окруженный детьми и внуками, и губернаторы на своих плечах понесут его тело к реке. Теперь половина рассов была мертва, а вторая готовилась умереть. Но ей было все равно. Раз небо решило отказать им в своих милостях, пусть оно и решает, как быть дальше. На секунду ее сердце радостно подпрыгнуло — скоро она наконец узнает, что там, по ту сторону жизни! За себя она не боялась нисколько и даже вознесла небесам благодарную молитву за то, что они позволили ей пойти туда, не расставаясь с любимыми.
Настало теплое осеннее утро. Солнце в дымке едва-едва показалось из-за гор. Они умылись и позавтракали как обычно, и помогли друг другу застегнуть доспехи. Потом Хален ушел в город проверить готовность людей. Евгения сходила в конюшню, велела оседлать Ланселота и поговорила с ним… Вернулась, вложила меч в ножны, проверила, на месте ли ножи, потянула за ремень щита —
Гулкие шаги раздались под высокими сводами. Вошел Хален. Она вздрогнула. Ей пришлось собрать всю свою волю, чтобы не выдать охвативших ее чувств. Она знала это еще вчера, но все же похолодела, впервые явственно увидев в эту минуту печать смерти на его челе.
За ним семенил незнакомый слуга; Хален щелкнул пальцами — тот протянул поднос, на котором стояли бокалы с вином.
— Выпьем. Быть может, сегодняшний день станет для нас с тобой последним.
— Выпьем за нас, мой царь. И пусть, если нам суждено погибнуть, наш враг уйдет в океан вместе с нами.
Вино было теплым и душистым. Глядя на мужа, Евгения прилагала все силы, чтобы скрыть свою печаль. Она не могла оторвать глаз от его лица, чувствуя, как внутри рождается холодная пустота отчаяния. Ее охватило глубокое сожаление — о себе, о Халене, об их любви. Не было страха смерти, не было ненависти к врагу. Лишь сожаление о былом счастье, которое в эту минуту уходило навсегда. В глазах Халена ей почудилось отражение собственных чувств. Она снова глотнула из кубка, и пустота отозвалась звоном в ушах. Пол вдруг ушел из-под ног, и она поняла, что падает, падает, а Хален продолжает сверху вниз смотреть на нее все с тем же сожалением и печалью. Она пыталась протянуть к нему руку, но глаза ей закрыло тьмой.
21
…Она очнулась от тряски. Кругом была темнота, в ушах звенело и гремело. Горло пересохло так сильно, что вместо слов вырвался лишь невнятный хрип. Рядом что-то шевельнулось. Ее голова лежала на коленях Эвры. Сильный шум издавали скрипучая карета и копыта везущих ее лошадей. Женский голос в темноте произнес:
— Выпей, госпожа.
Она почувствовала край чашки у губ и стала жадно пить. В затуманенном мозгу мелькнул обрывок мысли, что все это уже было с ней совсем недавно. Ее опять обманули — только когда чашка опустела, Евгения ощутила знакомый вкус, заставивший ее вновь потерять сознание.
Когда она опять пришла в себя, был вечер. Она села, оглядываясь. Шатер; полотняный купол трепещет под порывами ветра. Все еще хотелось пить, и голова гудела. Она не могла вспомнить, как здесь оказалась. Что-то шевельнулось справа, это сидящая на земле Эвра повернулась на ее движение. Увидев расстроенное лицо подруги, Евгения вспомнила темноту и тряску кареты. Она вскочила на ноги. Последние остатки сна выветрились, когда Эвра дала ей чистой воды. Евгения шагнула к выходу.
Золотые краски горного вечера ослепили ее. Со всех сторон были горы; узкая долина затерялась меж лесистыми склонами. До ночи еще несколько часов, но солнце должно было вот-вот скрыться за ближайшим пиком. Чувствовалось, что равнина с городами осталась очень далеко. Здесь были только крутые склоны, камни и лес, и едва приметная тропа вела с этой поляны, обрамленной деревьями, вверх, в горы. Евгения вышла из шатра и все вспомнила. И тут же поняла, что Халена больше нет. Об этом сказали ей запах ветра, цвет неба и птичье пение. Хален ушел из этого мира. Шатаясь, Евгения добралась до пенька в десяти шагах от шатра и без сил опустилась на него. Подбежал Пеликен. Его лицо было таким же виноватым, как у Эвры. Со всех сторон к ним подходили люди. Это были ее гвардейцы, и солдаты, и слуги из дафарской крепости, и какие-то горцы в своих высоких меховых шапках. Евгения подняла голову, взглянула на Пеликена. Он побелел от взгляда, прожегшего его насквозь. Оглянулся — все отошли прочь…