На пороге Тьмы
Шрифт:
– Легко верю, – кивнул я. – Скорость очень впечатлила, даже не верится, что такое бывает. Особенно прыжки. Компьютерная графика какая-то, не может живое существо так скакать.
– А они и не факт, что совсем живые, – сказала Лена. – До сих пор толком не понятно, как они устроены.
– Не потрошили? – удивился я.
– Пытались, я думаю, – сказала она. – Толку-то? Там через Тьму ничего не видно, а когда она развеивается, так и существо испаряется. Руками щупали, воде как – что-то внутри есть, но много ты разберешь в перчатках и наощупь?
–
– Их не берет, не прозрачные.
– Откуда ты такая грамотная? – удивилась Настя, посмотрев на подругу.
– Я же говорила, что раньше у Милославского на «ферме» работала, потом в больницу перешла.
– Что за «ферма» у профессора? – спросил я.
– Десять километров от города, в бывшем железнодорожном депо вроде как исследовательский центр открыли, – сказал Паша. – Вроде экспериментальной базы. Пытаются выращивать там всякое, вот и прозвали «Фермой». А за городом потому, что всякое случиться может.
– А я и не знал…
Вскоре принесли шашлык, что вызвало немалое оживление за столом – есть хотелось уже всем. Накалывая кусок на вилку, я задумался, я затем спросил:
– Слушайте, а как получается, что тут вообще мясо есть?
– В смысле? – замерла с вилкой у рта Настя.
– В смысле того, что свинья сколько растет? Как мы стареем?
– Нормально она растет, – ответила Лена. – И собаки нормально, и кошки, и все остальное. И раны заживают у нас нормально, и насморк за неделю лечится.
Я помолчал, усваивая сказанное, потом снова спросил:
– Ну а как получается, что мы долгожители?
– Что-то со временем, – ответил Паша. – Только люди, больше никто. Мы… мы как-бы не совсем этому миру принадлежим, есть такая версия. И его время к нам относится не совсем напрямую.
– Погоди, старение ведь процесс физический? Так? – окончательно запутался я.
– Может и так, – кивнул он. – А может и нет.
– Милославский говорит, что физическое старение вторично, я его сама об этом спрашивала. – сказала Настя. – Мы стареем в силу какого-то нашего отношения с течением времени, а физические процессы под это уже приспосабливаются. Поэтому рана зарастает нормально, а вот ребенок растет медленно. Потому что рост и есть старение, а заживление раны – просто процесс. Кстати, забеременеть здесь тоже очень трудно. Никто не предохраняется давно, а случаев единицы. Что-то не так с нами здесь.
– Есть еще момент, – заговорила уже Лена. – Беременная женщина, которая провела вблизи зоны Тьмы достаточно много времени, сутки, кажется, или больше, оказывается не беременной. Если на раннем сроке.
– В смысле? – не понял я. – Выкидыш?
– В смысле, что беременности словно и не было, – ответила она. – Вообще.
– Почему? – уже с мольбой спросил я, понимая, что уже вообще перестал что-либо понимать.
– Увидишь Милославского – спроси, – ответила она. – У него наверняка какая-то теория есть, а я не знаю. Но факт всем известный, хоть и тщательно скрываемый вроде как. Иногда на этом разведбат подрабатывает.
– В смысле? – повторил я свой «коронный» вопрос.
– В смысле, что если женщина залетела нежелательно, можно договориться, чтобы взяли в рейд, – ответила Лена. – Это не поощряется и стоит дорого, но реально.
– Наши тоже так халтурят, – добавил Паша. – Есть несколько человек.
– Это вообще как, преступление? – уточнил я.
– Если только против нравственности, – ответил он. – А вот вывоз гражданских в зону повышенной опасности – преступление. Которое предпочитают не замечать, но если с этим попадешься – штрафной отряд на полгода обеспечен. Кстати, шашлык офигительный сегодня.
– Ага, точно, – кивнул я, вцепляясь зубами в мясо.
* * *
Настроения провести весь вечер в компании не было, так что после ужина мы откланялись и поехали в «Би-Боп», где играл джазовый квартет из местных любителей музыки. Но хорошо играл, с фантазией, под них хотелось притопывать ногой и слушать, отставив в сторону стакан. Там было неожиданно неплохо, полумрак и уют, и даже напитки в баре при всей местной скудности выбора демонстрировали некое разнообразие, что делало честь фантазии барменов.
Клуб был полон, при этом Настя шепнула, что в зале в основном всякое городское начальство. Но это я еще раньше понял, когда увидел целый ряд легковых полноприводных «доджей» – верный признак начальства, возле которых стояла кучка хорошо вооруженных шоферов, больше смахивающих на телохранителей, дожидавшихся своих хозяев. В общем, тут все по правилам было – народу рюмочные, начальству – клубы.
Когда вышли из «Би-Бопа», было уже далеко за полночь. Усевшись в машину, Настя спросила:
– Ты же выходной завтра, так?
– Выходной.
– Отлично, и у нас погода не летная ожидается, так что спешить некуда. Выспимся…
Блаженно замурчав, она прижалась ко мне, а я с наслаждением обнял ее за плечи, поцеловав в макушку. Ну, вот и все, я счастливейший человек в этом мире. Это как минимум, а так может и во всех остальных мирах, всех слоях действительности в совокупности, вместе взятых. Тут даже спорить не о чем.
Доехали до нашего нового места, поставили машину под окнами, в рядок с тремя другими. Огляделись, убедились, что из темноты на нас никто бросаться не собирается, похватав сумки, быстро перебрались в круг света у двери, при этом рук с пистолетов в кобурах далеко не убирая.
Было слышно, как где-то негромко трещит генератор, питающий фонари. На звонок открыл дверь сам толстый одышливый комендант, явно еще не собиравшийся спать, одетый в военную форму без знаков различия, столь популярную у местных начальников малого ранга, пропустивший нас в тамбур, где тщательно, выдерживая все полагающие нормативы, светил нам в глаза настольной лампой, повернув ее шарнирный колпак. Лязгнул засов, дверь в решетке распахнулась, пропуская нас внутрь, и мы зашли в комендантскую, тесную и жарко натопленную.