На пороге великой смуты
Шрифт:
Мужчина от испуга не смог двинуться, пока его не подстегнул укол острия кинжала между лопаток.
– Не зли меня, – проговорил ему в спину Нага, – а то я сразу заколю тебя.
Никем не замеченные, они вышли из караван-сарая, пересекли двор и вошли в конюшню. Поджарые, высокие кони, вытягивая шеи, теснились в ней. Широкогрудые, узкозадые породистые скакуны, они были украшены пёстрыми ковровыми уздечками. Через сёдла у них, вместо перемётных сум перекинуты грубые мешки.
Приказчик указал Наге на его коня,
– Ты погляди, какая честь! – усмехнулся тот. – Мою коняжку уже успели бессовестно украсть и надёжно спрятать. Вот только увести куда подальше не успели.
Он развязал руки приказчика и ткнул его в грудь острием кинжала:
– Сделай милость, оседлай его.
Бедняга послушно оседлал коня, подвёл его к Наге и передал ему уздечку.
– Ты прямо на глазах умнеешь, – похвалил тот и улыбнулся. – А теперь дай мне на дорожку опий и можешь восхвалять Всевышнего за продлённую жизнь.
– Но у меня нет опия, – взмолился приказчик. – Опий только у хозяина. Лишь он один им распоряжается!
– Тогда нам больше не о чем разговаривать, – мрачно ухмыльнулся Нага. – Собирайся к Аллаху, друг мой…
Он снова выхватил из ножен кинжал, и жизнь несчастного приказчика зависла на волоске.
– Нет, нет! Постой, – запричитал тот. – У меня есть немного припрятанного опия!
– Так чего же ты ждёшь? – опустил руку Нага. – Я бы на твоём месте не рисковал собственной жизнью.
Приказчик тут же, не выходя из конюшни, раскопал у стены свой тайник, из которого извлёк целый свёрток дурманящего зелья.
– Вот всё, что у меня есть, – сказал он плаксиво, протягивая свёрток.
– Я верю, что он у тебя не последний, – беря пакет, сказал тот. – А теперь я привяжу тебя на прощание! Это не со зла, а безопасности моей ради. Утром тебя обязательно найдут и развяжут. А я буду уже очень далеко отсюда.
Нага не торопясь привязал приказчика к вольеру, в котором содержался до этого его конь, и удовлетворенно хмыкнул:
– А теперь я с лёгким сердцем расстаюсь с тобой, уважаемый. Можешь считать, что ты еще легко отделался!
Выведя коня из конюшни на улицу, он легко вскочил в седло и пришпорил животное. «Я тоже легко отделался! – подумал он. – А могло быть все гораздо хуже».
Со стороны степи до слуха Махмуда вдруг донеслись голоса людей и топот копыт. Он вздрогнул и остановился около сарая, заикаясь от волнения, как человек, глотнувший слишком много морозного воздуха. Сердце ёкнуло. Он невольно попятился и, привалившись к стене конюшни, стал прислушиваться. По его подсчёту, к воротам подъехали люди на двух десятках лошадей. Значит, это не Садык вернулся из Оренбурга и не кто-нибудь другой, кто мог приехать поздним вечером в гости. Это, скорее всего, тот, о ком Махмуд боялся даже подумать.
Он
– Принесите мне саблю и пистолеты. Ещё вооружитесь сами и без моего приказа не высовывайтесь.
– Ай, что случилось, господин?
– Быстрее делайте, что говорю.
– О Всевышний!..
Слуги рассыпались по дому, вооружаясь и готовясь к бою.
А те, кто прискакал из степи, уже стучали рукоятками нагаек по железному кольцу на воротах.
Навесив на себя саблю и воткнув за пояс два заряженных пистолета, Махмуд пошёл отпирать ворота и встречать непрошеных гостей.
– Кто там на ночь глядя?
– Открывай!!!
Резкий, громкий окрик испугал Махмуда. Он быстро снял задвижку и отскочил в сторону.
– Пожалуйста, господин.
Ворота раскрылись.
– Кто здесь господин? – усмехнулся важного вида сабарман, лицо которого закрывал черный платок. – Или я к себе домой приехал?
– Конечно, конечно, – залебезил под хохот разбойников Махмуд. – Мой дом – твой дом, уважаемый…
– Называй меня Албасты (злой дух), – спрыгивая с коня, бросил главарь. – Под этим именем меня сейчас знают все мои воины!
Заехав во двор, разбойники спрыгнули с коней и заперли ворота.
«А где же тот, кого боюсь я больше смерти?» – тревожно подумал Махмуд, приглядываясь к ним.
– С чем пожаловали? – обратился он к главарю сабарманов. А вот «надолго ли?» спросить не осмелился.
– Веди в дом, – приказал Албасты и с видом хозяина направился к террасе. – Хватит ли у тебя еды, чтобы накормить моих воинов? – спросил он у семенящего рядом Махмуда.
– Да, еды хватит, – угодливо улыбнулся тот. – Сейчас я прикажу слугам готовить ужин.
– Мне очень приятно слышать это, – с насмешкой проронил Албасты.
Почтенный Юрис, отец Махмуда, закутанный в одеяло, вышел на террасу. Он дрожал. Голоса незваных гостей слышались со двора, но он не решался поднять голову. Старый Юрис «одобрительно» потряс своей жиденькой бородкой лишь тогда, когда его сын представил ночного гостя:
– Пожалуйста, проходите на террасу, уважаемый Албасты, сейчас моя жена приготовит чай, а слуги зарежут барашка. Эй, Гульнара, скорей расстилай дастархан. Дорогие гости в нашем доме!
Албасты надавил кулаком на столб террасы, и Махмуду со стороны показалось, что он проверяет, прочно ли стоит этот дом. А другая рука главаря покоилась на рукоятке сабли. Чему так усмехался сейчас этот сабарман, поглядывая то на старого больного Юриса, то на жену Махмуда?
– Чай выпьете без нас, – сказал Албасты и повернулся к Махмуду. – А слугам вели, чтобы зарезали пять баранов, и мы заберём их с собой!
– Пять баранов! – воскликнул старик, даже позабыв от приступа жадности о своём страхе перед сабарманами. – Да это же грабеж!