На пороге войны
Шрифт:
– Ну, сколько за этот квартал корпусов дадите? – спросил директор здоровающихся с пим и хорошо знакомых ему работников завода, поставляющего корпуса. – Шесть? Очень мало.
– А тебе и шести-то не нужно. Вам до конца квартала больше нары машин все равно не выпустить.
В разговор вступили военные.
– Мы убеждаем их семь изготовить, но они не соглашаются. А сколько бы вы могли машин изготовить, если бы у вас были корпуса?
– Сто, – ответил директор.
– Мы тебя серьезно спрашиваем, – в раздражении сказал директор корпусного
– Я серьезно отвечаю – сто! А из-за семи корпусов и я рук марать не буду, и завод на карачки ставить также не намерен. Если уж делать, так делать. Сто машин – вот о чем надо вести разговор. Тоже затеяли спор – шесть или семь. Да какая разница, обе цифры рядом стоят.
– Да ты и трех-то не сделаешь! Что я, не знаю твоих возможностей! У тебя станков не хватит, прежде всего карусельных.
Оба директора хорошо знали станочный парк смежных заводов. Началась горячая перепалка, директорам помогали присутствовавшие на совещании работники обоих заводов. Приводились многочисленные аргументы как «за», так и «против»
Я знал обоих директоров. Первый из них – директор нашего завода – был хорошим организатором, и если за что-то брался, то дело доводил до конца. Как и большинство директоров, он всегда спорил, когда утверждали план, стараясь не допустить записи очень больших заданий, но когда программу принимали, то со всей энергией боролся за ее выполнение.
Второго я тоже знал, правда, не столько лично, сколько по слухам, которые ходили о нем. Это был очень ловкий человек, умевший выходить сухим из воды, даже при сложных обстоятельствах. Он был большим демагогом и умел искусно использовать свою демагогию.
Приемы у него были просты, но он ими с успехом пользовался. Он называл большую программу, зная, что заводы, поставляющие ему узлы и детали машин, не смогут выполнить тех огромных цифр плана, которые он предлагал.
В случае с производством тяжелых танков он использовал также этот не хитрый с виду, но эффективно действующий прием.
– Раз я говорю, что сделаю сто машин, значит, сделаю, – упорно твердил он своим оппонентам. – Из-за семи машин я не буду поднимать завод. А сто – уже совсем другой коленкор.
– Да не сделать тебе сотни машин, ну что ты зря говоришь!
– Раз берусь – значит, сделаю.
Военные были озадачены. Они понимали, что такое количество танков за оставшееся время изготовить нельзя, но выступать против этого не решались. Даже трудно предвидеть, в чем их могут обвинить. Они молчали.
Директор нашего завода находился в трудном положении. Как специалист, он знал, что сто машин сделать невозможно. А директор второго завода смотрел в его сторону и иронически усмехался.
– Вместо того чтобы у меня станки считать, ты бы лучше своим заводом как следует занимался да производственные мощности наращивал. Ведь если бы не твое отставание, знаешь, куда бы мы шагнули?
Это был удар по солнечному сплетению. Мне казалось, что наш директор даже съежился от этого обвинения, как от физической боли.
Мы все понимали, что при обсуждении программы производства танков в Комитете обороны все эти разговоры возобновятся. Огонь критики будет направлен на наш главк. А этот дьявол будет топить всех. Чем ночь темней, тем ярче звезды. Ол мастер создавать мрак у других. Окрашивать положение соседей в темные топа было его специальностью. Поэтому он так и блестел.
– Ну что же, пора, мне кажется, споры закапчивать и закусить. Я не ожидал, что у меня столько гостей будет, так что собрали на скорую руку.
В смежной комнате был накрыт большой стол.
– Давайте выпьем за то, чтобы до конца квартала нам вместе выпустить сто тяжелых танков, – предложил директор танкового завода.
– Нет, за это я пить не могу, – мрачно ответил директор нашего завода.
– Тогда не пей, а я всегда поддержу все повое, прогрессивное, как бы это и не было трудно.
«Ну и циник, – подумал я. – Почему он держится? Неужели никто не видит, что это очковтиратель? Как он ловко вывернулся прошлый раз. Он согласился принять большой заказ. А когда дело стало проваливаться, внес предложение об изготовлении новой конструкции с более высокими показателями. В объяснительной записке он давал развернутую критику всех недостатков старой конструкции и приводил многочисленные и убедительные доводы в защиту новой. Его предложение было принято. А кто же после этого будет смотреть на то, что установленный план не выполнен – ведь речь шла уже о старой технике».
Одним словом, директор слыл за прогрессивного, смелого и энергичного человека. Хотя многие за глаза и звали его хитрецом и очковтирателем. «Если дать волю, чего он только не натворит», – говорили те, кто знал его по-настоящему.
За обедом директор был хлебосольным хозяином и старался угодить всем и каждому. Он славился своим гостеприимством. Как ои покрывал все эти расходы, было не известно. Он был на виду, и ревизовать его боялись.
С завода мы уехали в удрученном настроении. Удастся ли нам отстоять реальную производственную программу? Придется вынести много упреков и оскорблений. Этим ли только ограничится. По существу нам предъявлено серьезное обвинение, что нашы заводы тормозят развитие оборонной техники;
Что же делать? Придется, видно, нести и этот крест до конца. А ведь так, казалось, все легко и просто можно было бы решить. Все поддается инженерному расчету.
Сколько можно изготовить деталей, как их обработать и смонтировать. Так и поступают разумные люди. А этот директор?
Общие результаты говорят об огромных усилиях советской промышленности, даже злейшие враги признают их. И успехов было бы значительно больше, если бы не такие типы стояли у руководства, как этот директор завода. Они не двигают, а сдерживают наш прогресс. Без них мы двигались бы значительно быстрее.