На пороге войны
Шрифт:
Как прав был Рухимович, сказав, что у нас не одна, а две специальности – прежде всего мы большевики, а людей этой специальности много и в наркомате и на заводах – в этом наша сила и залог наших успехов.
Ну, а в области броневого производства надо готовить специалистов. Их у нас пока что очень мало. Может быть, создать такую кафедру в одном из институтов? Ведь что такое броня? Это лист высококачественной стали. Правда, этот лист служит в особых условиях, подвергаясь воздействию мощной ударной нагрузки в форме пули или снаряда. Надо будет поговорить с Тевосяном – он, думаю, поддержит предложение об организации кафедры по броневому производству.
Эти
В санатории я вместо месяца пробыл две недели. Хватит.
…Кафедра по броневому производству была создана. Правда, это потребовало больше времени, чем мы предполагали. Заведующим кафедрой назначили меня. Пришлось заниматься и научно-производственными вопросами в главке, и подготовкой специалистов.
Кто они, как узнать?
Перестройка здания, выделенного под наркомат, была наконец завершена, и мы перебрались в новое помещение. Шикарный подъезд был отделан цветным мрамором. Лестницы устланы ковровыми дорожками. Правда, они заканчивались немного выше третьего этажа – на третьем этаже были кабинеты наркома и его заместителей.
На четвертом и пятом этажах никаких дорожек уже не было, там располагались управления и отделы. Здесь и мебель была куда проще, а количество рабочих столов так велико и они стояли так плотно, что протиснуться в оставленную для прохода щель от одного стола к другому мог не каждый.
Во всех наркоматах работали ночами. Ранее двух-трех часов ночи никто не уходил. Являлись же на работу рядовые сотрудники более или менее аккуратно. Ответственные, как правило, задерживались и приезжали позднее.
Несмотря на то что я уже несколько месяцев работал в наркомате, привыкнуть к здешним условиям никак не мог. Огромное количество бумаги и постоянные заседания как-го подавляли.
К нам в главное управление поступало много разных предложений: и разумных и наивных. Этот поток предложений свидетельствовал о том, как много людей в нашей стране заботились об обороне и всячески хотели помочь ее укреплению.
Большинство их искренне считало, что именно их предложения и были чрезвычайно важными. Разобраться в ценности каждого из этих предложений и установить, кто в действительности его автор – советский патриот или очковтиратель и эгоист, ищущий славы и денег, было делом нелегким.
Мне рассказывали, что у одного из известных в Москве врачей-психиатров был особый прием для того, чтобы определить, кто перед ним – действительно психически больной человек или симулирующий душевное расстройство. У этого врача было открытое простое лицо и большие светло-голубые глаза. Когда к нему доставляли пациента, он внимательно осматривал его и мягко, не повышая голоса, ставил ему ряд вопросов, и если у него было сомнение и он полагал, что пациент симулирует болезнь, он тем же мягким голосом, называя пациента по имени и отчеству, произносил: «Симулянт вы, Иван Иванович».
В случае, если это было действительно так, пациент вздрагивал от неожиданности.
У нас не было таких приемов, и часто было трудно отличить рационализатора от лжерационализатора, искренне заблуждающегося – от авантюриста.
В особенности туго пришлось в главке мне. Все новые работы, все предложения по рационализации и изобретениям свалились на мою голову. Как и в Челябинске, вновь пришлось окунуться в совершенно новую для меня область. В нашей стране в те годы броневая сталь производилась в ограниченном количестве и но ограниченной номенклатуре – главным образом для орудийных и пулеметных щитков. Тогда только еще начиналось складываться производство брони для танков, бронеавтомобилей, касок, но никто не полагал, что броня потребуется, например, для авиации. Броневые плиты для крупных военных судов когда-то на наших заводах изготовлялись, но это было давно, еще в дореволюционные годы.
Кое-что из этого старого опыта было утеряно, а многое не могло быть использовано, так как прогресс военной техники за последние годы внес много нового, и то, что осталось от прошлого, не подходило для нынешних условий и высоких требований, предъявляемых к броневой защите современных кораблей.
Данных об изготовлении броневых плит в специальной литературе почти не было. В мои руки попали всего два труда по производству броневой стали, опубликованные за границей. Но оба относились к истории броневого производства, и авторы начинали свое изложение с Пунических войн, а закапчивали общим утверждением важности проблемы броневой защиты.
На всех заводах мира, изготовляющих броневые стали, броня испытывалась пулевым пли снарядным обстрелом, а для предварительной оценки служила архаическая формула, предложенная когда-то французом Жакобом де Мар. На всех заводах тонкая броня испытывалась на полигонах, там вели стрельбу по броневым карточкам – образцам испытуемых и сдаваемых военным приемщикам изделий из броневой стали.
Со всей этой совершенно новой для меня техникой пришлось знакомиться и детально ее изучать. Правда, в этой области производства у нас уже появились свои специалисты, а в заводской лаборатории одного из основных заводов сложился сильный коллектив молодых инженеров, овладевших многими тайнами броневого производства. Они хорошо разбирались в структуре стали, знали, каким комплексом свойств должна обладать броневая сталь, чтобы поставить это производство так, как это требовала программа создания Военно-Морского Флота пяти морей и океанов.
Первые месяцы я себя, естественно, чувствовал как в дремучем лесу. Когда на технических совещаниях обсуждались программы исследовательских работ или проекты технических условий, рассматривались планы проведения опытов и испытаний, я видел, как много еще нужно мне изучить и попять в этой новой области техники. Постепенно складывалось убеждение, что необходимо переходить от эмпиризма к систематическим научным исследованиям – к настоящей науке и привлечь к исследовательской работе ученых, а заводских инженеров вовлечь в научный поиск рациональных решений производственных задач.
Эту точку зрения разделяли многие из молодых инженеров одного из заводов, и у них возникла мысль о преобразовании заводской лаборатории сначала в центральную лабораторию, а затем в исследовательский институт. Это предложение было поддержано Тевосяном, и на заводе был создан Институт по исследованию брони.
В середине 1937 года я встретился с академиком Абрамом Федоровичем Иоффе. Этот убеленный сединами ученый всегда был полон новых идей и юношеского задора. Пришел он тогда в Наркомат оборонной промышленности с рядом новых и необычных предложений. Посетив наше главное управление, он с места в карьер стал излагать свои представления о явлениях, происходящих в броне при прохождении через нее снаряда, и в конце концов предложил поставить серию исследований. Это была моя первая личная встреча с А.Ф. Иоффе, хотя я знал его со студенческих лет, читал написанные им книги, статьи и слышал многие его выступления. Эта встреча произвела тогда на меня особо сильное впечатление.