На пороге войны
Шрифт:
Получив дом, хозяйственное управление немедленно принялось переделывать его. Ломались перегородки и ставились новые. Кабинет наркома – непомерно огромный – отделывался с особой тщательностью и роскошью. На стенах устанавливались панели из красного дерева, подвешивались дорогие люстры.
Отделка кабинетов меня коробила. «К чему это?» —думал я и вспоминал рассказы о Ленине, о его нетерпимости к мишуре и парадности. Мне рассказывали, как зимой, боясь, что Ленин простудится, так как из-за нехватки топлива в помещениях Совнаркома в Кремле было холодно, управляющий делами Совнаркома В.Д. Бонч-Бруевич решил положить на пол комнаты, где работал Ленин, медвежью
Когда Ленин увидел ее, он рассердился и предложил убрать.
– Это еще что такое? Кто позволил создавать эту роскошь?
Бонч-Бруевич стал уверять Ленина, что это не роскошь, что во многих учреждениях Москвы, Петрограда поступают так же, чтобы не было холодно. Ведь у нас в стране медведь не редкость, и медвежью шкуру нельзя считать роскошью…
«Как бы посмотрел на все это Ленин? – подумал я. – Правда, мы стали богаче и можем себе больше позволить, – объяснял я сам себе, но тут же снова вступал с собой в спор. – Да, безусловно, мы стали богаче, но так ли следует использовать это богатство и таким ли вкусам и стремлениям следует потакать?»
Как все это резко отличалось от спартанской обстановки на заводе в Челябинске и от того, что было в тресте «Спецсталь» – в Блюхеровском переулке.
Но думать об этом не было времени. Другие мысли поглощали все время и днем, и ночью. Надо было создать нашу индустриальную мощь – без этого мы пропадем.
Разговор с Тевосяном не выходил у меня из головы. Нужно будет создавать новую военную технику. Такой еще у нас не было. Линкоры, крейсеры, танки. Все это для меня было совершенно новым, неизвестным.
Придется изготовлять огромные броневые плиты – во всем мире их умеют делать всего несколько заводов. Сколько? Десяток? Видимо, не больше. Когда на заводе Круппа отливались стопятидесятитонные слитки, в мартеновском цехе собиралось все высшее начальство. Это было событием даже для такого завода, как завод Круппа. А он с 1811 года изготовляет вооружение. У него огромный опыт, обученные кадры. Они владеют всеми секретами производства. На все войны, которые происходили на планете, завод Круппа поставлял вооружение. Его специалисты скрупулезно собирают все технические сведения о том, как ведет себя вооружение в различных природных условиях. Второе столетие на заводе проводятся опыты, тщательно все изучается, проверяются технические решения, вносятся поправки в производственные инструкции, совершенствуется технология производства. Сюда вложены огромные средства. Этот завод – опора германского милитаризма.
В 1933 году на заводе Круппа работало пятьдесят шесть тысяч человек, а теперь там более сотни тысяч. А ведь завод Круппа не единственный в Германии. Заводы Рохлинга в Вецларе и Фёльклингене, Едельптальверке в Крефельде, заводы в Ремшайде, затем Бохум, Дортмунд. Да разве их всех перечтешь. И везде изготовлялось вооружение, накапливался опыт его производства.
Отсюда, из Рурской области, расходится паутина связей. Крупп имеет договорные отношения с большинством заводов, производящих вооружение в других странах.
Летом 1933 года большая группа крупповских специалистов уезжала в Италию на заводы Ансальдо. Один из отъезжающих, прощаясь, сказал мне: «Теперь не увидимся месяцев шесть. Будем делать пушки в Генуе. Десять пушек для Италии – сто для себя», – и он весело захохотал. А затем цинично произнес: «Все, что мы задумали сделать, – мы сделаем. Никакими договорами нас не остановить».
Завод Круппа так же, как и многие другие заводы Рурской области, получал сырье из всех уголков земного шара. Через Роттердам по Рейну непрерывным потоком шли баржи с рудой из Швеции, Африки, Испании, пески для изготовления литейных форм с Цейлона, марганцевая руда из Индии. Сырье разгружалось на огромной площади шихтового двора доменного цеха в Борбеке у собственных причалов завода. Здесь были созданы большие запасы. Доменные и мартеновские печи завода могли работать не возобновляя запасов сырья не менее года. Это давало возможность разумно вести производственный процесс, заблаговременно составить наиболее благоприятные составы шихты и избегать случайностей. Ни один из наших металлургических заводов не был так обеспечен сырьем.
Сырье они ввозили, а все оборудование изготовляли сами. Станки, машины, краны, огромные прессы для ковки слитков, прокатные станы, инструмент, приборы управления и контроля. Все они проектировали и изготовляли здесь, преимущественно в Рурской области.
Когда я говорил с директорами и владельцами заводов, я всегда чувствовал в их голосе и самой манере вести разговор чувство превосходства и какой-то пренебрежительно-покровительственный тон.
В 1934 году немецкая фирма построила в Англии новый металлургический завод – все металлические конструкции цехов и все оборудование было изготовлено в Германии. Завод был «сдан под ключ», то есть, открывая его, можно было немедленно приступать к работе.
У них огромная индустриальная мощь. А мы только что оправились от разрухи и начали набирать темпы. Нам многого не хватает. В те годы даже огнеупорный кирпич для металлургических печей приходилось ввозить из-за границы – своего не доставало, а многого из того, что требовалось теперь, никогда и не было.
На наши плечи, плечи первых советских специалистов, окончивших вновь созданные советские высшие учебные заведения, легла вся тяжесть решения сложнейших вопросов производства. Пять-восемь лет тому назад мы еще были студентами, а теперь мы взяли на себя огромную ответственность принимать решения по всем вопросам создания военной техники.
Многое для нас было неизвестно, и мы ломали головы, как подойти к решению мучивших нас проблем.
Б.С. Ванников в Берлине упрашивал меня помочь ему ознакомиться с ружейными заводами Маузера.
– Ты знаешь, как они проверяют прицельную линию? Не может быть, чтобы все держалось на глазе мастера. По всей видимости, у них имеются какие-то оптические приборы. Мы их должны иметь. Или купить, или сконструировать. Нельзя производство вооружения строить только на опыте мастера. Производство должно быть технологичным, контроль не на глазок, а приборами с использованием самых современных методов и инструментов. Так как же насчет прицельной линии? – донимал он меня.
И сколько таких задач возникало каждый день! Их нужно было решать быстро – времени на поиски ответов история отвела до невероятности мало.
…Фашизм я видел своими собственными глазами.
Всего два года назад на моих глазах по улицам Берлина маршировали штурмовики и эсэсовцы, а их «хайль», «хайль», «хайль», кажется, навечно законсервировался в ушах.
В 1930 году, когда мы только что прибыли в Эссен, с нами не только не говорили о возможности военного конфликта между Германией и Советским Союзом, наоборот, всегда дружелюбно улыбались. Если разговор затрагивал военные вопросы, то собеседник начинал говорить о том, что Германия в прошлую войну совершила ошибку, отступив от концепций Бисмарка. Беседа обычно заканчивалась словами: в случае войны мы должны обеспечить по крайней мере нейтралитет России.