На пороге юности
Шрифт:
«Вот тебе и виноград! — с усмешкой думал Олег. — Теперь бы хлеба краюху! Или супу горячего...»
И дорога оказалась не так уж проста. «Иди по Волге, и все тут», — эти легкомысленные заверения Юрки теперь выглядели смешными и наивными. И все же признаться открыто в том, что поход становится ему не по душе, Олег пока не решался...
Они шли вдоль огородов и поглядывали, не попадется ли им картофельное поле. Мучительно хотелось есть. В карманах у Юрки бренчали спички, и Олег живо представлял себе, как запылает в костре сухой тальник, как будут
Картофельное поле открылось перед глазами внезапно. Ровные борозды тянулись к горизонту и сходились там, образуя сплошную темно-зеленую массу ботвы. Кругом — ни души!
Олег бросился вперед, ухватился за толстые, начинающие сохнуть стебли и вытащил из земли тонкие корешки с прицепившимися к ним тремя картофелинами.
— Только три! Как мало. Вырастили тоже, колхознички!.. — сказал Юрка и дернул следующий куст.
На нем оказалось две небольших.
Ребята повыдергали с десяток кустов, прежде чем пришли к заключению, что картошки достаточно.
Уже предвкушая рассыпчатую мякоть печеного картофеля и сокрушаясь о том, что не прихватили соли, ребята с нетерпением шуровали в костре.
И только было они собрались попробовать первую картошку, самую меньшую из всех, как глухой голос с хрипотцой произнес за их спинами:
— Хлеб да соль!
— Ни того, ни другого как раз и нету, дорогой Пятница! — не растерялся Юрка.
Олег от неожиданности выронил картофелину и поспешно оглянулся. Перед ними стоял высокий старик в стеганом ватнике, похожем на Олегову куртку. На голове у старика был надет потертый меховой малахай. За спиной виднелось дуло старой двустволки.
— А и нету, этак все одно не отвечают. Надобно сказать: «Просим милости». И не пятница нынче, а середа.
Юрка захохотал, а Олег весело сказал:
— Милости просим, — и палочкой выгреб в сторону еще две картофелины.
— Не готова, погодь маленько, не торопись, — посоветовал старик, скинул с плеча двустволку, одернул ватник и уселся.
— А ты почем знаешь? — спросил Юрка, с интересом разглядывая неведомо откуда взявшегося старика.
Старик уселся поудобнее, пристально поглядел на Юрку и ответил:
— Вот ты в городе живешь, а обхождению не научился. Пошто меня тыкать? Я вроде и постарше тебя, и тебе вовсе не знакомый.
— А почему, дедушка, вы про картошку знаете, что не готова? — попытался Олег выручить товарища.
— Очень мудрость проста. Блестит кожурка — стало быть, сыровата еще, погодить надо. А чуть пойдет по ней кожица складочкой — тащи!
Старик выкатил картофелину, покатал ее в грубых, задубелых ладонях, надкусил прямо с кожицей и полез в карманы. Долго шарил то тут, то там, наконец вытащил серую тряпицу со слабыми признаками розовых цветочков и, раскрутив замотанный узелок, разложил ее на траве. В сморщенной середине лежала щепоть крупной желтой соли.
Старик двумя пальцами с коричневыми от табака ногтями прихватил соль и, густо
Олег вопросительно посмотрел сначала на тряпочку с солью, потом на деда. Тот кивнул головой и что-то сказал.
Горячая картофелина во рту помешала ему, и у деда вышло что-то вроде:
— Гу-гу-гу...
Олег прихватил соли и передал Юрке. Теперь робинзоны вместе с Пятницей сидели у гаснущего костра и молча наслаждались.
Поев, дед свернул свою тряпицу, спрятал в карман, кряхтя поднялся с земли, взял в руки двустволку и скомандовал:
— Ну, айдате за мной.
Олег смутился. Он не знал, как понимать этого чудного старика: шутит он или говорит серьезно.
Но старик, видимо, не шутил.
— Да ты что, дед, очумел? — спросил Юрка.-Нам надо дальше идти, куда мы с тобой потащимся?
— В правление, вот куда. Блудить умеешь, умей и ответ держать. Картошку-то нашу копали. Надергали, поди, кустов пятнадцать, бестолочь! Тут и одного куста хватило бы.
Ребята молча переглянулись. Юрка косился на двустволку и сердито шмыгал носом. Олег окончательно растерялся. Он не мог понять, как это дед посидел у костра, поел картошки, даже угостил их солью, а теперь, угрожая ружьем, тащит их куда-то в правление!
— Айдате, айдате! — повторил дед и повел дулом в сторону, куда, видимо, надо было идти.
Ребята медленно поднялись с земли.
— Присыпьте костер землицей, — скомандовал дед.
Мальчики повиновались. Когда все молча проходили мимо вырванных и уже сникших кустов картофеля, дед остановился.
— А ну, собирай картошку! — снова прикрикнул он на ребят.
— Какую? — не поняли они.
— Которую в земле пооставляли, курицыны дети! Только жрать ваше дело, а как хлеб растет — это вас не касается?
И дед сам по-молодому присел на корточки, положил ружье рядом и запустил глубоко в землю свои широкие, как лопаты, заскорузлые ладони. Он покряхтел, покопался и вдруг вынул обе руки и вынес на поверхность полную пригоршню картошки. Картофелины были крупные, как на подбор, и горкой лежали в перепачканных землей руках деда.
— Видишь? Самое добро в земле пооставляли, дурьи головы. Копай, говорю!
— Так, прямо руками? — удивился Юрка, брезгливо посматривая на выпачканные землей руки деда. Под широкими желтыми ногтями было черно. Жилы вздуты, кожа на руках покрыта трещинками. — Ну уж нет!
Юрка оглянулся кругом. Поискал, нашел прутик и стал выковыривать из земли одну картофелину. Дед посмотрел на него и криво усмехнулся.
Олег, подражая деду, запустил сразу обе руки в рыхлую, теплую землю и нащупал круглые, твердые клубни. Он подцепил их и вытащил сразу четыре штуки.