На пороге юности
Шрифт:
— Вот и не задерживайтесь из-за нас, и не жгите бензин. Мы на попутных оттуда сами доберемся.
Не успел Олег удивиться необычайной заботливости Юрки о колхозном бензине и не успел шофер кивнуть головой и скрыться в кабине, как Юрка пригнулся к Олегу и зашептал:
— Степновка-то, я узнавал, совсем в стороне от Волги. Это нам не по пути. Пусть везет нас в Ровное. Деньги есть. Мы теперь, как баре, на пароходе поедем!..
Но шофер добросовестно остановился на одном из перекрестков, далеко не доезжая Ровного.
— Здесь попутных вам больше будет на Степновку, — сказал он, закуривая и добродушно поглядывая на ребят из-под вымазанной мазутом плоской, как блин, кепки. — Что вам в Ровное тащиться? Ровное — эвон где, у самой Волги. А вам в Степновку надо...
Возразить было нечего. Ребята выгрузили свою корзинку со снедью и выпрыгнули сами.
Но как только колхозная полуторка исчезла из глаз и пыль от машины начала садиться, бархатистым слоем покрывая свежие рубчатые следы колес, ребята подхватили корзину и дружно затопали по мягкой от пыли дороге. Они шли на Ровное. Они опять шли к Волге.
Как надо жить?
Город надвинулся из тумана громадами заводских труб, металлическим плетением подъемных кранов, беспорядочной сутолокой катеров, пароходов и барж у бесчисленных пристаней. Сколько Олег ни всматривался, он не мог с парохода разглядеть домов. Но можно было догадаться, что город большой и сильно вытянут вдоль Волги.
Несмотря на ранний час, на пристани царила суета и людские голоса звонко разносились над рекой, над которой еще летели разорванные облака тумана.
И здесь грузчики с напряженными лицами почти бегом тащили огромные мешки, корзины и ящики. Люди кричали, будто глухие. В толпе металась женщина, разыскивая пропавшего Ваню. Голос ее, высокий и звонкий, врезался в глухой гул человеческого гомона.
— Ва-аня! Ванюшка-аа! Ах ты господи-и! — вопила она.
В другой стороне чей-то плачущий голос певуче вопрошал:
— А «Чкалов»-то, «Чкалов» куда идет, вверх?
И низкий мужской отвечал неторопливо и веско:
— А куды ж ему идтить? Неужто вниз?
— А вниз-то, вниз который пойдет? — не унимался взволнованный голос.
— «Тургенев» вниз пойдет. Вон там грузится, видишь?
И на минуту все голоса покрывал густой бас пароходного гудка.
Ребята молча протискивались сквозь толпу и наконец выбрались на широкую, нарядную набережную.
— У нас не такая набережная, здесь лучше, — сказал Юрка.
— А вот будет у нас порт, и набережная будет другая,— ревниво возразил Олег.
Улицы еще были пустынны. На поздних цветах и траве газонов сизым налетом лежала холодная роса, похожая на изморось. Настроение было неважное. Поездка на пароходе вышла значительно хуже, чем предполагалось. К тому же на пароходе они не на шутку поссорились, и Олег не спал почти всю ночь. Теперь хоть они и разговаривали как ни в чем не бывало, но прежняя близость не восстанавливалась.
Прямо от пристани широкий проспект с бульваром посередине устремлялся куда-то к центру города, где в бледном утреннем небе смутно рисовались контуры новых высоких домов. Юрка с интересом поглядывал вокруг. И все время как-то сторонился Олега.
— Куда ты все убегаешь? — не выдержал наконец Олег.
— Знаешь что? — Юрка остановился и поскреб голову под кепкой. — В городе нам лучше вместе не показываться.
— Это почему же? — удивился Олег.
— Да ты погляди на себя. Ты же чучело. Забыл? В колхозе это сыграло положительную роль, а для городского жителя не подходит.
Олег и сам чувствовал себя в городе не очень ловко, но расстаться с живописными обносками, которые столько раз согревали его в холодные осенние ночи и, кто знает, сколько раз еще пригодятся, он не согласился бы. Он стоял в нерешительности и ждал, что именно придумает изворотливый Юркин ум.
— Давай так: ты посиди где-нибудь, а я пойду на базар, куплю поесть, а потом разузнаю, что и как.
Олег с неудовольствием подумал, что опять ему предлагается какая-то пассивная, подчиненная роль. Но сам он ничего лучшего не мог предложить. Поэтому он только повел рукой вокруг и заметил недовольным тоном:
— Где ж тут посидишь? Иди сам посиди.
Юрка оглядел неуютные, смоченные росой скамейки бульвара и согласился:
— Н-да, действительно. Но для базара ты слишком уж заметная фигура... Вот что: давай на вокзал. Там и не холодно, и публика разная может быть. А я как приду — тебе свистну.
Олег почувствовал в голове непреодолимую тяжесть. Спорить ему не хотелось.
— Ладно, — безразлично согласился он, — пошли.
Узнав, как пройти к вокзалу, они ускорили шаг.
В большом, почти пустом зале они выбрали в уголке широкую скамейку с крупными вырезанными на спинке буквами «МПС» и уселись.
— Сейчас слишком рано еще, можно и мне посидеть, — решил Юрка.
Но через некоторое время беспокойно завозился, заерзал и вскочил.
— Ну ладно, ты сиди, а я, пожалуй, пойду. Только смотри, здесь меня жди. Я скоро!
Юрка ушел, а Олег принялся наблюдать жизнь медленно просыпающегося вокзала. Вот прошла уборщица с ведром и щеткой в руках. Побрякивая металлическим сундучком, пробежал вымазанный в угле и мазуте человек. Потом прошла полная женщина в черной шинели с блестящими пуговицами. Она на ходу прилаживала себе на рукав красную повязку. Олег заскучал. Устроившись поудобнее в своем углу, неожиданно для себя задремал...
Проснулся оттого, что кто-то трогал его за плечо, легонько встряхивая. Перед ним стояла женщина в черной шинели:
— Мальчик, ты куда едешь, не проспал поезда?
Олег вздрогнул, широко раскрыл глаза и, плохо понимая, где он и что с ним происходит, вскочил на ноги.
Большие вокзальные часы показывали десять. Прошло четыре часа с тех пор, как ушел Юрка. Где же он?
Ничего не ответив женщине, Олег заметался по вокзалу, заглядывая в углы и пугая пассажиров своим странным видом. Юрки нигде не было. Тогда Олег бросился на улицу.