На поющей планете. (сборник)
Шрифт:
— Эн, так я не смогу поцеловать вас.
И он выпустил шлем, который покатился, как футбольный мяч, над длинным пультом.
— Не сердитесь, ребята, но я... я не только ваша...
Ей никто не ответил. Она попробовала засмеяться:
— Ну, начнем! У вас соблюдается какая нибудь иерархия, или... В мое время... Может быть, начнем с командира?..
Только у Томми хватило смелости попросить:
— Со мной — с последним, и дольше всех!
— Ах, Томми, Томми! Неужели вам доставляет удовольствие целоваться со столетними бабками?
Шутка немного взбодрила их. Антон подошел к Елене с деревянной торжественностью, охватил ее плечики своими громадными лапами, трижды поцеловал по старому русскому обычаю в уголки рта. И начал:
— Елена, от имени... — тут он подумал, что надо бы говорить не только от имени экипажа, но и от имени всего человечества, и сказал только: — Спасибо!
Она улыбнулась ему:
— Вы очень хорошо целуете, Эн! — и опять это не было шуткой, потому что глаза ее утопали в зеленовато-синей влаге.
Женщина поцеловала его в губы с такой силой, что он прислонился к стене, боясь взлететь вместе с ней неизвестно куда. А сама она полетела к Акире, как влюбленная белая птица, и японец никак не хотел выпустить птицу из рук. А Гибсон бестолково вертел рычаги шлюзового люка взад-вперед, пока она не закружила его в своих объятиях.
В камере птица как-то нетерпеливо сбросила с себя трикотажное оперение, и Санеев поспешил закрыть люк, ослепленный белизной ее тела, которое так и осталось самым большим чудом из всех показанных ею чудес.
Японец сообщил, что она готова, и, бегло глянув на экран, где миниатюрный бронированный Гибсон обнимал миниатюрную черную фигурку, Санеев включил насос для откачки воздуха.
— Уфф, доживем ли, чтобы понять, как это делается, — вырвался у кибернетика стон пробудившейся научной страсти.
Гибсон как-то слишком быстро открыл выходной люк и так же быстро закрыл его, когда Елена нырнула в безбрежную бездну. Она выплыла на большом экране — черная фигура, которая раньше так их испугала. Сейчас они не боялись ее, но опять все трое замерли от страха — за нее. Тонкие черные руки плавно помахали, и теперь им был понятен их язык. Правая рука описала в последний раз дугу от баскетбольного мяча, скрывшего русую головку, к их кораблю.
— Воздушный поцелуй, — снова осип Акира.
— Безвоздушный, — грустно поправил его Санеев и пустил воздух в шлюз, потому что Гибсон угрожающе размахивал руками на малом экране.
— Ты что-нибудь слышал? — боязливо спросил японец.
Антон поколебался, потом неуверенно сказал:
— Люблю вас, ребята....
— Эн, она меня совсем с ума сведет!
— Не одного тебя, — отозвался Санеев, медленно открывая люк, словно к чему-то прислушиваясь. — Все человечество...
Гибсон пролетел мимо него с чем-то белым в руках и остановился только у экрана. Он заслонил экран, и Санеев бросился к нему. Все трое прислонились друг к другу головами, будто для групповой фотографии. На зернисто-сером экране, который отражал цвет абсолютного холода, живая черная фигурка превратилась в вытянутую черную стрелу. Она неслась рядом с кораблем на одной скорости, неподвижная и безжизненная. Все трое напрягались изо всех сил, чтобы услышать еще что-нибудь, но не услышали ничего — ни в себе, ни вокруг себя, они не понимали, что это их напряжение длилось не больше нескольких секунд, пока стрела не исчезла. Не удалилась, не улетела, а просто мгновенно растаяла в экранной серости.
Подгоняемые ловкими японскими руками, все органы чувств корабля уже метались, как безумные, в поисках исчезнувшей. Осматривали, прослушивали, ощупывали миллионы километров окружающего пространства, но экранные глаза и уши продолжали зиять серой пустотой.
— Нету! — отчаянно пропыхтел Акира. — Ничегошеньки! Опять мы ничего не поняли!
Антон всмотрелся в большой хронометр, показывавший все придуманные человечеством времена.
— Да, это она... она... Связь!
Цифры в окошечках гринвичского циферблата отсчитывали минуты и секунды времени, определенного ею для прибытия на базу. Они слишком долго занимались ее поисками. Акира кричал чуть ли не в ужасе:
— Корморан вызывает «Гагарина». Корморан вызывает «Гагарина»...
Им ответили через несколько нестерпимо долгих минут.
— Майрон! Ну что?..
— Она здесь, — отозвался тот, будто сам себе не веря.
— Дай изображение! — крикнул Санеев.
— Сейчас ее не видно. Переодевается где-то. Потом покажу запись.
— Майрон....
Оператор не ответил, и они простили ему это. Очевидно, сейчас ему было не до них. Они переглянулись и, поняв, что перед глазами у всех троих стоит то, что им было так сладостно знакомо, виновато и облегченно рассмеялись. Гибсон присвистнул:
— Эй, таваришчи, придется человечеству расшевелиться!
— С телекинезом свыкнемся, — в тон ему сказал Антон. — А насчет чтения мыслей — не знаю, как будет. Придется, пожалуй, учиться мыслить по-другому.
— Нет, вы представляете себе скачок! — восхищался Акира. — Мы еле-еле доползли до Марса и Венеры, а тут вдруг вся Галактика — твоя!
— Ну, не так сразу! — весело огрызнулся Гибсон. — Тебе-то, пожалуй, не дожить: староват. Ей ведь семьдесят лет пришлось...
— Она за нас похлопочет, чтобы нас взяли первыми.
— А вдруг им не понравится желтая раса? Они же привыкли иметь дело с английским организмом, — торжествующе сказал англичанин и погладил белое трико, которое все еще держал в руках.
Антон прервал их спор:
— Вы заметили странную человеческую особенность — в самые великие минуты обязательно пороть чушь?
И они счастливо засмеялись и опять размечтались, как мальчишки над научно-фантастической сказкой. Пока им не помешали позывные. База имени Гагарина вызывала Корморан. По радио.
— Санеев! — позвали с Земли, когда Акира подтвердил прием. Это был голос руководителя полета.
Антон повторил свою просьбу — дать изображение с Земли.
— Потом, — ответил голос, и кабина заполнилась гулкой пустотой. — Санеев, у нас есть полная кинодокументация на эту... эту девушку?
— Конечно. А что...
— Она погибла, — бесстрастно сообщил голос.
Трое надолго замолкли.
— Корморан, слышишь? Корморан...
— Корморан слушает, — машинально промолвил Акира.