На пути к Полтаве

Андреев Игорь Львович

В самый канун появления Карла под Нарвой Петр оставил армию и устремился в Новгород. Перед отъездом на совещании 17 ноября царь назначил командующим фельдмаршала герцога де Круа. Строгий наказ царя слушаться фельдмаршала, «яко самому ему (царскому величеству) под тем же артиклом», цели не достиг дай не мог достигнуть — герцог за два месяца пребывания в России мало что успел понять и узнать. Если вдуматься, то печальная история с де Круа — свидетельство острейшей нужды царя в знающих и опытных военных специалистах. Петр был явно озадачен проблемой командующего, который оказался бы способным повести за собой войска и подчинить генералов, ревниво отстаивавших свою «суверенность». У самого

царя к 1700 году таких людей не было. К началу войны всеми уважаемый Патрик Гордон сошел в могилу. Следом за ним ушел из жизни «сердечный друг», адмирал Лефорт. Впрочем, несмотря на высокий чин, Лефорт едва ли годился на должность главнокомандующего: война со шведами — это все же не война с «Ивашкой Хмельницким», в которой знаменитый «дебошан» добился столь впечатляющих «побед», что преждевременно сложил голову.

Из «генерал-фельдмаршалов» у царя оставался еще первый кавалер ордена Андрея Первозванного, Федор Алексеевич Головин. Но он был такой же картонный фельдмаршал и генерал-адмирал, как покойный Лефорт. В действительности опытный Головин нужен был царю не на поле сражения, где от него было мало проку, а за столом переговоров. Оттого, покидая Нарву, государь взял его с собой. Наконец, сам Петр, как известно, ни по своему скромному чину капитана, ни по принципиальным соображениям на должность главнокомандующего не претендовал. Оставался де Круа, нанятый, собственно, для этой цели. Он еще в Голландии в мае 1698 года, напрашиваясь на русскую службу, выложил перед великими послами рекомендательные письма самого императора Леопольда I. В них герцог — «храбрый, опытный генерал» (49 лет службы под знаменами четырех монархов), который обязательно «снискает новую славу под русскими знаменами». Что же еще было нужно после этого? Разве только толику здравого смысла: герцог не рвался к месту новой службы (он добирался до нее почти два года), что, конечно, должно было насторожить царя, которому не следовало спешить с передачей в руки де Круа командования.

Заметим, что это обвинение в адрес Петра — одно из самых мягких. Обыкновенно критика жестче — зачем вообще Петр за огромные деньги взял на службу «ничтожного» и «трусливого» командующего? Критика несправедливая. Фельдмаршал был вовсе не трусливым и ничтожным — он был типичным фельдмаршалом, т. е. в меру знал военное дело, в меру был удачлив, благоразумно осторожен и осторожно смел. Даже постоянные смены «хозяев», которые становятся поводом для упрека, дело для XVII–XVIII веков обычное. Кодекс космополита-наемника, вне зависимости от должности и чина, — это постоянный поиск денег, славы и чести. Так, знаменитый герцог Мальборо, которого упорно и безуспешно пытались переманить на русскую службу, начинал свою карьеру под началом маршала Тюренна и удостоился похвалы самого Людовика XIV. Это, однако, не помешало ему в последующем успешно бить французов. Так что послужной список де Круа никак не смущал царя. Напротив, служил доказательством профессионализма: раз четыре государя брали его на службу, значит, это востребованный полководец.

Сам герцог попытался отказаться от назначения, «отговариваясь недавним прибытием в армию». Действительно, за два с половиной месяца пребывания в русской армии генерал-фельдмаршал мало что мог узнать. Но Петр отказа не принял. Вечером того же дня состоялся военный совет. На нем Шереметев высказался за то, чтобы выйти из-за укреплений в поле и дать противнику сражение. Однако верх взяла другая точка зрения: остаться в траншеях, под прикрытием «испанских рогаток», валов и рвов, и здесь встречать противника. Зная, чем кончится все дело, предложение неожиданно расхрабрившегося Шереметева кажется чуть ли не единственно верным. Между тем возобладало мнение, которое разделяли большая часть участников совета. Осады, маневры и передвижения, призванные перерезать линии снабжения, на худой конец, оборонительные бои на заранее подготовленных позициях были куда предпочтительнее рискованных сражений. Так что едва ли есть основания попрекать старших офицеров и генералитет в трусости. Они действовали так, как в большинстве случаев принято было поступать. Смелость же Бориса Петровича в свете недавних его действий кажется нарочитой, было бы куда больше пользы, если бы он применил ее несколькими днями раньше, заставив Карла развернуть свои силы еще до подхода к Нарве.

Военный совет вместе с новым командующим исходил из того, что Карл XII станет поступать, как принято,

то есть неспешно подойдет к русскому лагерю, даст после утомительного перехода отдых войскам, произведет тщательную рекогносцировку и только после всего этого приступит (и приступит ли?) к решительным действиям. Ошибка заключалась в том, что молодой шведский король не считался с устоявшимися правилами. Методичная кордонная система была не для Карла XII. Он, как выяснится под Нарвой, предпочитал поступать вопреки всем правилам и тому, что называлось здравым смыслом. Вот только почему-то к концу первых компаний Северной войны получалось, что здравый смысл оказывался на стороне Карла XII, а не его противников, разбитых и обращенных в бегство, значит, действовавших неразумно. Король не стал ждать отставших, не дал продолжительного отдыха уставшим полкам и предпочел атаковать почти с ходу. Примечательно, что подобного взгляда придерживался не один король, но и многие его генералы. Замысел операции исходил вовсе не от Карла, а от генерал-лейтенанта Реншильда. Это он предложил сделать ставку на внезапность и на сокрушительный напор, что шведы умели лучше всего делать, и получил полную поддержку Карла, который взял на себя всю ответственность за рискованный план.

Это, однако, не значит, что молодой командующий действовал очертя голову. Армия выступила из Везенберга налегке, не обременяя себя обозами, каждый солдат нес с собой запас продовольствия и боеприпасов. Шли скоро, на плечах Шереметева, не обращая внимания на отставших. В последней ночевке перед Нарвой — в поле, под мелким дождем — из списочного состава оказались 8430 человек. Несмотря на дефицит времени, король успел накоротке провести разведку и оценить позиции противника. Удалось даже измерить глубину и ширину рва перед внешними укреплениями (де Круа велел выставить усиленные посты, чтобы помешать разведке, но его приказание в частях просто проигнорировали) и изготовить фашины.

Как уже говорилось выше, внешние, обращенные к шведам укрепления представляли собой непрерывную линию валов и рвов с земляными бастионами в центре и на флангах. Казалось, это должно было дать оборонявшимся немалые преимущества — штурм земляных укреплений был чреват огромными потерями. Но нельзя на протяжении семи километров везде быть одинаково сильным, особенно если вытянуть войска в одну линию и не оставить крупных резервов. Зато, владея инициативой и концентрируя силы на главных направлениях, можно было добиться решительного перевеса над неприятелем в нужном месте и в нужный момент. В этом и заключался замысел задуманной Карлом операции — прорваться, обойти и бить, не давая прийти в себя.

Дав войскам небольшой отдых после тяжелого перехода, король выстроил полки в две штурмовые колонны и утром 19 ноября двинулся на русские позиции. Сам Карл XII в окружении телохранителей-драбантов занял место в центре, откуда было легче следить за тем, как шведская армия^{6} продавит русские позиции. Сражение начала шведская артиллерия — 37 орудий, сосредоточенная в местах прорыва. Русские отвечали, не выказывая никакого желания выйти из окопов и схватиться с неприятелем в поле. Тогда Карл в виду своей армии сошел с лошади, встал на колени и стал молиться о победе. Затем, обняв нескольких ближайших к нему солдат, приказал дать сигнал к штурму — пустить в небо две ракеты.

Было около двух часов пополудни. Под барабанный бой и клич «С нами Бог!» шведы кинулись в атаку. Словно подыгрывая им, в лицо русским солдатам и артиллеристам неожидано ударил заряд снега. Шведские гренадеры, шедшие в головах колонн, закидали рвы фашинами и разметали «испанские рогатки». Суматошный огонь русских — видимость упала до 30 шагов — не остановил атакующих. Быстрота и слаженность сделали свое дело: шведы с ходу преодолели укрепления и обрушились на стоявшие за ними полки И. Ю. Трубецкого. Удар двух колонн был направлен так, чтобы отрезать фланги от центра, что и удалось сделать.

Для любой армии прорыв боевых порядков — тягчайшее испытание. Спасение в одном — в стойкости войск и энергичных ответных мерах. Но такое по плечу лишь закаленным и опытным воинам. Петровская армия ни тем, ни другим похвастаться не могла. Тем более что командование быстро потеряло управление войсками, а растерявшиеся офицеры просто не знали, как следует поступать в подобной ситуации. Однако паника охватила далеко не все части. Там, где удавалось сохранить строй, солдаты продолжали драться; там, где шеренги разламывались и рассыпались пятились и бежали. Пытаясь спастись, некоторые падали и притворялись убитыми. Разгадавшие эту хитрость, разъяренные шведы протыкали штыками и шпагами всех лежавших.