На пути к Полтаве

Андреев Игорь Львович

В феврале 1699 года Петр вновь засобирался в Воронеж. Бранденбургский посланник, свидетель царского отъезда из дворца Лефорта, так описывал это событие: царь «среди танцев, около 10 часов, простился со всеми теми, которые участвовали в танцах, вышел, сел в сани и поехал в Воронеж». Все сделано в истинно петровской манере, который ухитрялся впрессовать в короткие отрезки времени самые разнообразные и порой совсем не схожие стороны жизни. Вот он из атмосферы шумного веселья, разгоряченный, обняв в последний раз (именно в последний раз!) Лефорта, прямо с крыльца окунается в атмосферу зимней дороги (это уже не октябрьские хляби — морозно и укатано), чтобы затем вновь сменить ее на суету корабельного строительства. Петр живет в бешеном ритме, в калейдоскопе дел и впечатлений. Он устает, жалуется, радуется, гневается — это его жизнь, совсем не похожая на жизнь прежних государей и всех последующих.

Но на этот раз ему пришлось покинуть Воронеж раньше намеченного срока. Из Москвы пришло известие о тяжелой болезни Лефорта. И

вновь дорога, вновь тоскливый стон колокольцев. Как ни погонял царь ямщика, болезнь оказалась проворнее. Он застал Лефорта уже лежащим в адмиральском мундире в гробу. После смерти Натальи Кирилловны это для него вторая, самая ощутимая потеря. Даже смерть брата Ивана не так опечалила. Ушел «дебошан французский», друг и единомышленник, научивший многому — и хорошему, и плохому. Большинство историков обвиняют Лефорта в том, что он приохотил молодого государя к вину и иным неистовствам, которые для православного человека — стыд и грех. Несомненно, веселый швейцарец влиял на Петра не столько в смысле умственного развития, сколько в смысле раскрепощения. Ясно и то, что нередко между раскрепощенностью и распущенностью не было границы. Лефорт был не тот учитель, чтобы четко провести нравственную черту, а Петр — не тот ученик, которого она бы остановила. И все же царь горевал не случайно: в своей индивидуальной «европеизации» он был многим обязан этому человеку.

Похоронив Лефорта, Петр вернулся в Воронеж. Главная забота тех дней — спуск «Гото Предестинации». По насаленным брусьям судно легко скользнуло в воду. Еще не достроенное, оно порадовало царя-корабела своими «добрыми пропорциями». После завершения всех работ — одних резных фигур было более ста — к этому впечатлению прибавилась радость и от «изрядного художества». Петр мог гордиться еще двумя обстоятельствами. Во-первых, «Гото Предестинация» — от клотика до киля — его детище. Во-вторых — и это не менее удивительно, — при строительстве обошлись своими силами, «без содействия немецких мастеров». В итоге «Гото Предестинация», как и знаменитый голландский ботик, станет особенно дорога Преобразователю. По сути, «Гото Предестинация» — «выпускная работа» Петра, которая подтвердила истинную ценность всех его знаний, навыков и дипломов. Царя даже не смутит печальная судьба «Гото Предестинации», которая была обречена вместе со всем флотом сначала на прозябание в азовских водах, а затем — на огненное подпаление по условиям несчастного мира с Турцией. «Божье предвидение» оправдало свое название не победами, а той уверенностью в собственных силах, которую оно дало одним фактом своего появления.

В канун грозных испытаний

Великое посольство не выполнило своей главной дипломатической задачи. Антитурецкий союз не обрел второго дыхания. Более того, стало ясно, что союз находится при последнем издыхании. Однако это была неудача из разряда поучительных. Она всерьез заставила задуматься о будущем. Ответ был найден во время все того же Великого посольства, когда обозначился новый противник — Швеция.

Насколько отчетливо понимал царь, с кем ему предстоит иметь дело? Что знали в Кремле о Швеции и ее возможностях? Насколько эти сведения соответствовали тому, чем в действительности была Швеция?

Швеция давно уже пребывала в ранге европейских тяжеловесов. Этим она была во многом обязана свои правителям, сумевшим в продолжение XVII столетия превратить малонаселенную и небогатую страну в сильнейшую военную державу. Особое место здесь принадлежит королю Густаву II Адольфу. В европейской истории он более известен как выдающийся полководец и военный деятель. Однако масштаб личности этого правителя был много шире. За двадцать лет своего правления Густав-Адольф если и не изменил кардинально Швецию — слишком мало времени! — то придал ей такой вектор движения, результатом которого стало превращение королевства в одну из самых сильных европейских монархий. Для этого королю пришлось выступить в роли реформатора, одного из отцов-создателей «просвещенного абсолютизма». Приступив к экономической модернизации страны, король взял за образец Голландию. Сделать это было ему много легче, чем позднее Петру. Сказались не только близость культур и общность вероисповедания, но и отсутствие предубеждения — Швеция еще до своего стремительного восхождения не была отмечена в европейском мировосприятии печатью «варварства» и «дикости».

Богатая железными и медными рудами, Швеция до XVII века использовала архаичную металлургическую технику. Густав-Адольф зазывает в свою страну голландских негоциантов и предпринимателей, отдавая им в долгосрочную аренду рудные месторождения, шахты и горные заводы. На современном языке это называется — создание условий для иностранных инвестиций, которые обильно потекли в бедную на капиталы Швецию. Среди первых вкладчиков оказался крупнейший голландский финансист Луи де Геер, прибравший к рукам железные рудники Финспанга. С этого времени началась быстрая техническая модернизация шведской металлургии. Из крупнейшего металлургического центра Европы, Льежа, были выписаны мастера, которые построили большие «французские» домны и ввели «валлонскую» ковку. В это время другой голландский предприниматель, Гуверт Силентц, перестроив медные рудники и заводы Фалуна, добился резкого улучшения качества медного литья.

Разумеется, вкладывая деньги в развитие шведской промышленности,

голландские негоцианты заботились о собственной прибыли. И Густав-Адольф не препятствовал этому, отлично понимая, что овладение новой технологией требует больших затрат, времени и терпения. Шведское железо и выкованное из него оружие постепенно расползались по всей Европе, и если не зарабатывали репутации самого лучшего, то по крайней мере котировались как надежные и недорогие. Король получал свою долю прибылей в виде аренды и пошлин, но не это было главное. В стране вскоре появились собственные мастера, способные обойтись и без голландцев. К тому же улучшение качества литья дало толчок к созданию нового вооружения, а с ним и к изменению всего военного дела, причем настолько кардинальному, что у историков все произошедшее в этой сфере получило название «военная революция». Эта «революция» позволила Швеции опередить соседние страны в создании постоянной армии (второй после Голландии). Построенная на основе строгой выучки и железной дисциплины, освоившая и творчески переработавшая голландские стратегические и тактические приемы, эта армия за годы Тридцатилетней войны превратилась в грозную силу, с которой принуждены были считаться все участвовавшие в конфликте стороны. Система Густава-Адольфа представляла собой комбинацию огневой и ударной мощи, вскрывавшую боевые порядки неприятеля, как острый нож консервы.

Среди самых известных новаций Густава-Адольфа — широкое использование легкой артиллерии. В прежние времена литье было столь несовершенным, что даже малокалиберные орудия приходилось делать толстостенными. А это, в свою очередь, пагубно сказывалось на весе орудия. Так, французская «3-фунтовая» (стрелявшая ядрами в 3 фунта) пушка весила около 30 пудов и требовала упряжки из 4 лошадей — при том что ее скорострельность и боевая эффективность были очень низкими. Новейшая технология позволяла отливать пушки с меньшим весом и большим калибром. Густав-Адольф быстро соединил одно с другим и занялся созданием чудо-оружия. Король сам инструктировал лучших оружейников Европы, раздавал им технические задания и участвовал в испытании первых образцов. В результате в 1629 году на свет явилось новое оружие — медная «полковая пушка», «regementsstycke», весившая при том же 3-фунтовом калибре всего 7–8 пудов. Такое орудие могли катить по полю несколько артиллеристов, оказывая огневую поддержку пехоте прямо в ее боевых порядках. Правда, из-за тонкости стенок ствола первые «полковые пушки» могли стрелять только картечью, что в ближнем бою следует считать скорее достоинством, чем недостатком.

Для быстрой стрельбы шведские оружейники создали специальный зарядный патрон. В результате сноровистые шведские артиллеристы успевали за одну минуту выстрелить до 5 раз — чаще, чем вооруженные мушкетами пехотинцы!

Нововведения не обошли и ручного вооружения. Густаву-Адольфу удалось добиться уменьшения веса мушкета. Стрелять и заряжать стало легче, благодаря чему произошли изменения в боевых порядках. Мушкетеры Густава-Адольфа стали выстраиваться в три шеренги, пикенеры — в шесть, тогда как главный противник короля, герцог Валленштейн, по-прежнему прибегал к глубоким и малоподвижным построениям. Итог усилий короля — значительное возрастание огневой мощи армии скандинавов, которая стала своеобразной «визитной карточкой» «шведской системы». Правда, самому Густаву-Адольфу, погибшему в 1632 году в сражении при Лютцене, не удалось в полной мере воспользоваться плодами собственных трудов. Зато его преемники не упускали случая обратить в бегство огнем и сокрушительным напором своих противников, тем более что шведские оружейники продолжали совершенствоваться: к середине XVII века на заводах де Геера научились отливать легкие и дешевые чугунные орудия, стрелявшие как ядрами, так и картечью. Благодаря новой технологии выпуск орудий был поставлен, что называется, на поток — до тысячи в год. Швеция на долгие годы превратилась в законодательницу «артиллерийской моды». Типы ее орудий, способы и приемы их применения старательно изучались и копировались в других армиях.

Ограниченность средств, а значит, невозможность иметь крупные наемные формирования, посредством которых выигрывались в те времена войны, побудили Густава-Адольфа искать иные способы комплектования и организации армии. Здесь королю-реформатору помогла сохранившаяся уникальная шведская традиция — всеобщая воинская повинность. Густав-Адольф упорядочил ее исполнение: в армию стали призывать на 20 лет одного из десяти военнообязанных мужчин. За этот срок новобранца успевали приучить к суровой дисциплине и превратить в бывалого и умелого воина. Теперь, не уступая наемным армиям в выучке, шведы превосходили своих врагов сплоченностью и духом. Была создана не просто постоянная армия, а национальная регулярная армия. Ее полки были расквартированы в строго определенных местах, что позволяло в случае опасности быстро и без суеты мобилизовать силы и выступить против врага. Позднее участники Северной коалиции ощутили всю эффективность отлаженной системы: как ни стремились датчане и саксонцы воспользоваться преимуществами внезапного нападения, шведы лишили их этой возможности. Шведская армия была собрана, изготовлена к бою и доставлена на театр военных действий с быстротой, вызвавшей шок у незадачливых союзников.