На пути "Тайфуна" - 2
Шрифт:
Мне естественно, отдельного вагона не полагалось, но так как численность взводов не дотягивала до штатной, то я вместе с канцелярией втиснулся к свиридовскому взводу, нагло заняв лучшее место у окна. Мои гэбэшные сопровождающие были здесь же, кроме Ландышевой, которую пришлось отправить в пульмановский вагон, где вольготно разместился медвзвод. Находиться в маленькой теплушке среди толпы мужчин, где из так называемых удобств было только одно ведро в углу, ей было бы не очень удобно.
Отрепетировав заранее, мы смогли быстро разместить личный состав по вагонам, но сначала солдаты помогли с погрузкой нашего имущества. Грузовики, в которых оно хранилось, подъезжали задним ходом к высокой деревянной платформе, и бойцы
Вскоре все было загружено, и мы расселись по местам. В эшелоне, кроме нашего батальона еще было много вагонов, в которых переезжало какое-то подразделение. Кто были наши соседи, нам расспрашивать было запрещено, впрочем, как и им тоже. Все, что мы должны знать, это номер эшелона и временные номера, которые присвоили всем командирам. Если к примеру, на станции нас должны будут кормить, то никто не кричит, чтобы 179-й лыжбат выгружался. Сначала дежурный подбегает к комбатовскому вагону, и объявляет что тринадцатый должен явиться к первому. Иванов мчится к начальнику эшелона, узнает все у него, а потом уже объявляет нам, каким номерам вести свои роты в питательный пункт.
Обговорили также порядок выгрузки в случае бомбежки. По тревоге все бойцы выскакивают с оружием и боеприпасами, оставив личные вещи. Дневальные заливают огонь в печке, и от каждого взвода выделяют часовых, которые должны отгонять от состава местное население и тыловиков.
Не поняв последнее требование, я отвел комбата в сторонку, и стал у него выпытывать, на кой ляд кто-то должен лезть к эшелону, который бомбят. Помня, что я далек от реалей современной жизни, Иванов не стал сердиться на мою тупость и спокойно все объяснил. Когда в поезд попадают бомбы, то продукты, хранящиеся в вагонах, разлетаются, и служат желанной добычей для изголодавшегося населения. А если во время налета погибает лошадь, то ее буквально за минуту могут разделать так, что ни кусочка не останется. Потому то часовые и нужны.
Ждать отправления долго не пришлось. Вскоре шумный гам, царивший на станции, перекрыл зычный крик начальника эшелона. Хотя мегафона у него не было, и ему приходилось пользоваться рупором, но слышно его было прекрасно.
– По вагонам.
И тут раздался такой громкий гудок, что я сразу же вскочил, и потянулся к оружию. Но увидев, что все сидят спокойно, быстро сообразил, что это был отнюдь не сигнал тревоги, а обыкновенный паровозный гудок. Здесь, в сорок первом, я его уже слышал, но только издалека.
Как только поезд тронулся, Свиридов, верный своим старшинским привычкам, занялся жизненно-важными вопросами. Он покопался в своих припасах, а потом громко спросил, обращаясь ко всем.
– Сколько у нас запасов?
В ответ посыпались отчеты отделенных.
– - У меня пять
– - Девять
– - Четыре.
Моему ординарцу не надо было объяснять, о чем идет речь, и он с гордостью выкрикнул цифру восемь.
Эти сведения Свиридову пришлись по душе, и он начал что-то подсчитывать, рассуждая вслух - Так, это в НЗ, четверо у нас непьющих, спирт пока не трогаем. Ого, да мы богачи. Если выдавать как на фронте, по сто грамм, то там хватит надолго.
Так как бойцы вполне заслужили отдых, и срочных дел у них не было, то я дал добро на употребление драгоценных запасов по их прямому назначению. Сразу расслабившись, бойцы принялись напевать песни, или же захрапели, пользуясь представленной возможностью. Во всем батальоне сейчас только недавно сформированное отделение противотанкистов
Правда, на первой же остановке Михеев, который мысленно уже видел себя политруком роты, пытался помешать нашему законному отдыху, и провести очередное политзанятие. Но Свиридов, как старший по званию, сразу же отшил его, нагло заявив, что сейчас у них по плану вокал, и красноармейцы занимаются спевкой голосов.
Бойцы действительно в этот момент пели песню, которой их научил ротный, но она была отнюдь не из тех, что я надиктовывал Ландышевой для последующего исполнения на всесоюзном радио.
А поезд чух, чух, чух, огни мерцали,
Огни мерцали, когда поезд уходил.
Поморщившись от такой несознательности, помощник политрук все же осознал свою ошибку, и отправился искать себе добычу по зубам, благо что остальными взводами командовали всего лишь сержанты.
В начале пути вид из окна был удручающим. Вдоль дороги то и дело попадались сброшенные под откос разбитые вагоны, оставшиеся здесь после бомбежек. Села, мимо которых мы проезжали, были пустыми. В прифронтовой полосе большинство жителей эвакуировали, и поэтому дома выглядели заброшенными. Но, по крайней мере, все они были целыми, а не сожженными немцами, как в нашей истории. Так что жителям будет куда вернуться.
Станции мы обычно объезжаем по обходным путям. Их специально построили, чтобы не допускать излишних простоев, а главное, чтобы избегать скопления эшелонов, которые будут подвергаться налетам авиации противника.
Но объехать Осташково было нельзя, так как здесь находился мост через узкую протоку Селигера. Прикрывая такую важную станцию, в воздухе постоянно висела дежурная пара истребителей, а на окраинах поселка виднелись стволы зениток.
Судя по большому количеству дымных столбов, здесь было тесно от многочисленных эшелонов, заполнивших все запасные пути, и ждавших своей очереди на проезд через мост. Порядок проезда регулирует диспетчер, руководящийся приоритетами важность военных составов. В первую очередь пропускают поезда с ранеными, а на эту строну эшелоны с боеприпасами, которые не только очень важны для фронта, но и опасны для станции. Без задержек прогромыхал через Осташково тяжелый бронепоезд. Увидев его, я поспешил записать очередное гениальное озарение. Если боевые действия идут недалеко от железной дороги, то можно установить на прочные четырехосные платформы тяжелые морские орудия. Дальность выстрела у них большая, снаряды тяжелые, но вот перевозить их иначе, как на поезде, довольно затруднительно.
Пользуясь случаем, машинисты подвели поезд к дровяному пункту, чтобы заправиться горючим. Везла наш эшелон знаменитая "Овечка", как в народе прозвали паровоз серии "Ов". Она была очень древняя, возможно сделанная еще в прошлом веке, и работала на дровах. Воспользовавшись тем поводом, что мне приказали выделить людей для погрузки дров, я подошел поближе к раритету и стал с восхищением его рассматривать. Чудо техники фыркало паром, пускало из трубы дым, и от него нестерпимо несло зловонным техническим салом, применяемым для смазки механизмов. В общем, это было восхитительно. Впрочем, мои восторги сразу поубавились, когда мимо величественно проехал паровоз, как будто сошедший с экрана фильма о Диком Западе.