На пути "Тайфуна" - 2

Калмыков Александр Владимирович

В общих чертах план прорыва был следующим. На этом участке извилистая линия фронта проходила вдоль речки Снежа, причем кое-где немцы были далеко отброшены от берега. Для атаки нам выбрали место, где поблизости целых мостов не осталось, а следовательно у немцев не должно быть средств ПТО. Чтобы отвлечь все вражеские резервы и тем самым расчистить нам путь, сегодня вечером начнется имитация атаки далеко в стороне от настоящего места прорыва. Там уже приготовили громкоговорители с записями громыхания гусениц, а маскировочная рота собрала макеты танков и выставили их практически на виду. С наступлением сумерек включат имитацию гусеничного лязга, а потом начнется настоящая

артподготовка. Ближе к утру почти все немцы в округе должны будут стянуться туда для отражения нападения, и тогда наступит наш черед. Выступать лучше перед рассветом, потому что в темноте можно запросто потерять гусеницу.

Естественно, тогда появляется вопрос, как же перебросить танки на тот берег. Правда, река еще в конце октября покрылась льдом, так что не только пехота, но и грузовики по ней проезжать уже могли. Но вот тридцатьчетверки были слишком тяжелыми, чтобы можно было надеяться провести колонну по льду. Если сооружать прочную переправу, то ее заметит немецкая разведка. На свой страх и риск саперы решили пойти по другому пути. Три ночи они таскали в ведрах воду и готовили зимник, стараясь наморозить слой льда потолще. Для ускорения процесса намораживания в качестве арматуры подкладывали ветви, вмерзавшие в лед. Сегодня, как только стемнеет, ледовую дорогу дополнительно выложат самыми длинными и толстыми досками, какие только смогут найти.

Изначально ледовая переправа планировалась для прохода тягачей с тяжелыми орудиями, но теоретически, если верить расчетам нагрузки на лед, танки пройти смогут. В крайнем случае, даже если какая-нибудь машина провалится, ее нетрудно будет вытащить. Из-за аномального понижения уровня воды в этом году, глубина речки подо льдом не превышала одного метра.

Мне эта затея не очень нравилось. Понятно, что многие довоенные рекомендации, в том числе по определению грузоподъемности льда, сейчас пересматриваются, но если менять уставы можно как угодно, то с законами природы такой фокус не пройдет. Впрочем, сегодня уже двадцатое ноября, и примерно в это же время в нашей истории началось движение по Ладожскому озеру. А тут у нас вместо огромного озера маленькая речка, которая у берегов промерзает до дна. Ночи здесь заметно холоднее, чем под Ленинградом, а саперы свое дело знают. По их заверениям, щитовой настил эквивалентен дополнительным двадцати сантиметрам льда, так что беспокоиться незачем.

Внимательно осмотрев местность на участке прорыва, и получив обещание саперов, что все будет готово вовремя, мы вернулись в расположение танковой роты, проверить, как идет подготовка.

– - Так, похоже наша пехота залазить и держаться за поручни научилась, - констатировал Яковлев, - а на практике мы все проверим завтра. Скучно вам не будет, обещаю. Тебе самому когда-нибудь приходилось ехать в составе колонны танков по бездорожью?

– - Не, я только раз ездил на учения в Прудбой, но на колесной технике и в основном по асфальту.

– - А, знакомое место. Мы как раз недавно оттуда. Когда получили матчасть со Сталинградского тракторного, то тоже обучали пополнение в Прудбойском лагере. Но я бы не сказал, что дорога туда очень уж хорошая.

Опять прокололся. Естественно, за полвека, прошедших после войны, многое изменилось.

– Так что, Алекся, - продолжал танкист, не заметив моего смущения, - ждут тебя незабываемые впечатления. Но сильно не огорчайся, сейчас не лето, и по крайней мере, пыль не будет стоять столбом. Да и горючку нам залили самую лучшею, так что сильно дымить не будет.

Отработав взаимодействие, насколько это

было возможно сделать за несколько часов, рота отправилась спать, чтобы ночью все были бодрые и свежие. Политрук был этим немало расстроен, так как собирался прочесть лекцию о том, какой великой чести мы удостоились, как лучшая рота в армии.

– Мы действительно рекордсмены?
– вяло поинтересовался я.
– И по какому же критерию?

– То есть как по какому, - возмутился Коробов моим невежеством.
– По самому важному. Восемьдесят девять процентов личного состава - комсомольцы, коммунисты и кандидаты в члены партии. Как мне сказали в политотделе, столько ни у кого нет.

Я отмахнулся от политрука, опасаясь что он опять начнет меня уговаривать писать заявление в партию, и ввалился в штаб батальона, которому суждено скоро совсем опустеть.

Все детали операции уже были обговорены, и осталось только попрощаться. Расторопные Авдеев с Ивановым успели хлопнуть по сто грамм, и теперь изливали друг другу свои горести.

Глядя на них, я удивлялся, насколько два очень похожих человека одновременно могут настолько отличаться. Они одинаково подтянутые, спортивные, в бою отважные без напускного геройства. Возраст и звание также почти одинаково.

Но один импульсивный и предпочитающий быстрые решения, хотя ответственность за батальон и заставляла его сдерживать свои порывы, а другой рассудительный, тщательно обдумывающий свои действия. Разница проявлялась также в отношениях с девушками. Капитан в таких случаях действовал просто - он подходил к понравившейся ему связистке или медсестричке, и спрашивал, когда она сможет освободиться, чтобы составить ему компанию. В случае отказа Сергей брал под козырек, извинялся, и тут же забывал об инциденте. Впрочем, такой случаи были крайне редкими, ибо бравый капитан, да еще с орденами, мог вскружить голову любой барышне. Гэбэшник же, пытаясь что то сказать своей любимой, зачастую терялся и становился косноязычным.

Сейчас обоих командиров роднила горечь расставания, которую они испытывали. Иванов прощался со своим батальоном, и было неизвестно, сможет ли он собрать его снова, а Авдеев оставлял по эту сторону линии фронта свою любовь.

Впрочем, вешать нос раньше времени они не собирались. Оставшись без личного состава, комбат тем не менее не терял надежду возродить свой лыжбат. Он тщательно вел список всех выбывших по ранению, и внимательно следил за тем, чтобы его красноармейцев после выписки направляли обратно в батальон. Сейчас, после переформирования, ситуация несколько усложнилась, но Иванов не собирался сдаваться и рассылал телеграммы по госпиталям и тыловым военкоматам. Не ограничиваясь этим, он подкинул командованию идею выделить ему сотню-другую человек, чтобы научить их хождению на лыжах и прочим воинским премудростям. Его замысел был полнее прозрачным - переманить затем лучших бойцов из учебных рот в свое подразделение. Но выгода была обоюдной - вернувшиеся после обучения бойцы станут костяком лыжных подразделений.

Увидев меня, Иванов грустно улыбнулся.
– Ты уже слышал, нам наконец то знамя прислали. Хотели устроить торжество, а тут, сам понимаешь.

Знамя отдельного лыжного батальона было новеньким, рисунок еще не успел поблекнуть. Кроме названия подразделения, на полотнище был изображен красноармеец в зимней форме, валенках и лыжах. Левой рукой он сжимал винтовку, а правой поднимал над головой гранату, хотя художник нарисовал ее так, что она больше походила на бутылку. На мой взгляд, наше знамя было самым прекрасным в мире, и я осторожно поцеловал его в самый краешек.