На пути "Тайфуна" - 2
Шрифт:
– Ух ты, у нас есть настоящее знамя, - раздался у меня за спиной голос Леонова.
– Мне тоже хочется к нему прикоснуться, только в этой форме нельзя.
Я удивленно обернулся, не понимая, почему гэбэшник брезгует формой, и замер. Передо мной стоял немецкий обер-лейтенант. Под распахнутой шинелью виднелся офицерский китель каким-то крестом.
– Ну, ты настоящий немец.
– Это мне подарок от разведотдела, как никак направляемся в тыл врага. Документик тоже имеется. Мне подобрали удостоверение, где рожа на фотографии похожа на меня. Так что, имей ввиду.
–
– Зачем?
– Мало ли какая ситуация возникнет. Если тебе придется изображать из себя тыловика, то в пилотке ты будешь смотреться неестественно.
Не спрашивая меня, откуда такие сведения, Леонов метнулся к двери, чтобы затребовать недостающую часть гардероба, но мы его вовремя схватили за руки. Расхаживать в таком виде было бы весьма небезопасно для здоровья. Накинув полушубок, и заменив холодную немецкую пилотку на зимнюю шапку, лейтенант снова сбегал к разведчикам, и принес фуражку. Еще раз покрасовавшись перед нами в таком виде, он с ненавистью стащил вражеский мундир.
– Каждый раз, как надеваю фашистскую форму, так потом не могу отмыться, - произнес он с ненавистью.
– Если бы вы только знали, что я чувствую при этом. Но зато языков в нем брать - милое дело. Да, послушайте письмо, которое я нашел в кармане кителя. Этот обер пишет: "Мы становимся помещиками, приобретаем славянских рабов и делаем с ними все, что хотим." Дальше описывается, как он устраивал порку крестьян в своей деревне Борок.
– Сволочь!
– Воскликнули мы одновременно с Авдеевым. Ландышева же выразилась еще более эмоционально и несдержанно.
– Не беспокойтесь, этот мундир сняли с трупа.
– Вот смотрите, здесь пятно до конца не отмылось.
С комбатом уже все было обговорено, так что оставшиеся пару часов мы прикорнули, чтобы потом не клевать носом. Только Авдеев решил было последние часы перед расставанием провести за разговором с Наташой, но так как дар речи ему при этом решительно изменял, то из этой затеи ничего не вышло.
Но вот час икс настал, и остатки нашего батальона, погрузившись в машины, отправились к рубежу атаки. Все, что было у комбата из боевого состава - разведвзвод и остатки моей роты, должны были подстраховать нас на случай неудачи. Даже маленькую сорокапятку Сергей не забыл прихватить, хотя атаку будет поддерживать целый гаубичный дивизион.
Не доезжая до Снежи, мы спешились, и перебрались на тот берег. Два десятка саперов, выделенных для десанта, уже ждали нас здесь. Чтобы они не страдали от холода и не демаскировали отряд, комбат щедрой рукой сделав роскошный подарок, экипировав саперов из своих запасов. Так что теперь они выглядели такими же толстыми белыми медведями, как и мы.
Времени у нас было достаточно, и бойцам разрешили перекусить. Но пока мы добирались, каша в котелках замерзла, поэтому пришлось довольствоваться хлебом с сахаром.
Сумерки стремительно сгущались в непроглядную тьму, и вскоре, как нам показалось, с северо-востока послышался гул танковых двигателей. Ветер периодически относил все звуки в сторону, так что я не мог точно
Дальше по плану должна была начаться артподготовка, но вместо этого послышался такой родной, и радующий сердце вой.
– Раисы работают, - радостно воскликнул Иванов, угадав источник звуков.
– Почему не Наташи, - возмутилась на такую дискриминацию Ландышева, - так же гораздо красивее?
– Эрэс, значит реактивные снаряды, - с видом знатока пояснил ей Авдеев.
– Но если хочешь, когда вернусь, напишу заметку в Красную Звезду, и там назовем реактивные минометы Наташами.
– А чего ждать, я сама завтра и напишу. А то придумали тоже нелепое название.
– Вообще то, их называют "Катюша", а еще "Андрюша", - попытался я остановить зарвавшуюся сержантшу.
– Слишком много имен, надо оставить только одно. А мне все равно в ближайшие дни делать будет нечего, так что я закончу заметку о подвигах Леонова, и вставлю туда упоминание о гвардейских минометах "Наташах".
– А как же мои подвиги, - воскликнул возмущенный Авдеев.
– Извини Паша, но о нашей роте публиковать информацию запрещено.
– А кто займется литературной обработкой твоей писанины?
– поинтересовался я.
– Конечно, Симонов. Ты же сам говорил, что он лучший фронтовой журналист. Я уже посылала через руководство ГБ требование, чтобы именно ему поручили отредактировать "Песенку фронтового жур..., то есть особиста".
Пока шли наши препирательства, заработала артиллерия. Залпы гаубичных батарей, располагавшихся неподалеку, должны были заглушить рокот нашей танковой колонны, и вскоре на том берегу проступил еле различимый силуэт тридцатьчетверки.
Вскоре появилось несколько разноцветных пятен трофейных фонариков, которые покачиваясь, направились в нашу сторону. Прежде, чем начинать рискованную переправу, танкисты проверяли состояние льда.
Убедившись, что трещин нет, Яковлев сел за рычаги легкой ЗСУ, и медленно провел ее по замерзшей реке. Так как ничего страшного не произошло, то он попробовал переправиться на тридцатьчетверке. Включать фару было нельзя, и ориентироваться приходилось при тусклом синем свете ручных фонариков. Машина двигалась медленно, чтобы волновые колебания льда, проседавшего под огромной тяжестью, не привели к образований трещин. На всякий случай, к ней был прицеплен трос, а рядом шагали саперы, держащие наготове доски.
Когда тридцатьчетверка приблизилась, стало слышно, как под гусеницами трещит деревянное покрытие переправы. Но еще более зловещим был хруст льда. Впечатление такое, будто танк ехал по стеклу.
Не знаю, скольких седых волос эта коротенькая поездка стоила Александру, но я весь издергался, и вспотел так, будто пробежал марш-бросок. Даже Ландышева против обыкновения молчала, и пристально вглядывалась в происходящее. Когда машина заехала на пологий берег, для предотвращения пробуксовки засыпанный хворостом, раздался дружный выдох, а Наташа с горечью бросила, - какой сюжет пропадает. Хотя, может, и разрешат написать об этом.