На пути в бездну
Шрифт:
— Что весьма непросто будет организовать, — продолжил за нее Амандус, — если посланцев, имеющих дипломатическую неприкосновенность, казнят без суда и следствия.
И снова мать заскрипела зубами в бессильной ярости. Она знала, что советники правы, более того, эти вопросы не один и не два раза обсуждались до начала путешествия, и все-же, принять истину было трудно даже для нее.
— Хорошо, — наконец процедила Кэлиста Вентис, — пусть прибудут в столицу для переговоров. Я даю слово, что ни один волос не упадет с их головы. Мислия, ты знаешь, что нужно сделать.
— Знаю, — холодно и бесстрастно ответила она.
Холодная решимость, злость, злорадство.
Таривас с трудом сдержал вздох. Еще
Принц вновь коснулся рубца на лице и впервые за долгие годы задумался:
"А правильно ли мы поступили, дергая ворону за перья"?
— Подсекай, — Безымянный, не обращая никакого внимания на шипение гарпии, дождался, пока рыба надежнее клюнет на наживку, и лишь после этого резко, насколько позволяло изломанное тело, дернул самодельную удочку вверх.
Серебристый росчерк хвоста свидетельствовал об удаче, и когда в следующий миг тело рыбы затрепыхалось на камнях, юноша ощутил некое подобие радости.
"Подумать только, как иногда мало людям нужно для счастья", — пришло ему в голову, но вслух Безымянный не стал говорить ровным счетом ничего — какой смысл в словах, когда речь идет о пище.
Даже одна пойманная рыба в их положении означала возможность жить и бороться. О том, для чего ему нужна эта самая жизнь, и какой смысл в борьбе, юноша старался не думать. Да что там, он решительно отгонял эти мысли так далеко, как только получалось, вот только получалось — паскудно. И все же, Безымянный боролся с собой, потому что знал — если не будет этого делать, то груз предательства, разбитых надежд и тяжелых обид приведет его к ближайшей осине. Хотя повесится, конечно, не выйдет — не на чем.
"Придется вскрывать вены", — меланхолично подумал полукровка, насаживая на крючок нового червяка.
Да, перерезать себе вены он еще мог — чудесная волукримская сталь не пережила падения и меч разлетелся на несколько осколков, но тот, что торчал из гарды был ничуть не менее остер, чем раньше, а значит — один разрез от кисти и до предплечья, и все кончится.
Но Безымянный не мог так поступить по двум причинам. Во-первых, это бы свело на нет самопожертвование гарпии. Аелла лишилась крыльев, спасая его жизнь, и нужно было оказаться последней тварью, чтобы просто так взять и плюнуть на старания дочери неба. Но не только лишь благодарность мешала юноше наложить на себя руки. Было вторая — не менее важная — причина.
Он обещал Вороньему Королю защищать Игнис даже ценой своей жизни, и с треском нарушил клятву, а значит, жизнь и смерть ему больше не принадлежат. Корвус должен будет сам решить, как поступить с клятвопреступником, и Безымянный был серьезно настроен предстать пред его очами для суда.
В голове что-то кольнуло и перед глазами возник образ: фиолетовые небеса, крыша чего-то, напоминавшего крепость, Вороний Король и Кающийся. Корвус что-то говорит, но слов не разобрать.
Безымянный моргнул и видение бесследно растаяло, оставив после себя резкий приступ головной боли. Скривившись, полукровка коснулся виска пальцами изувеченной правой руки и зашипел. В последние дни время от времени у него начали появляться видения, судя по всему, имевшие какое-то отношение к тому, о чем он бесследно забыл. И это что-то, определенно, имело колоссальное значение.
Посидев несколько секунд и не найдя ответа, он вернулся к мысленному самобичеванию.
"Да, я обязан расплатиться за свои грехи"!
Юноша понимал, что в случае возвращения ничего хорошего ждать не стоит, но его это не волновало. Смерть — так смерть, пытки — так пытки. Какая разница? Особенно теперь, когда мир застыл на пороге новой Последней Войны. Безымянный не страдал от излишнего оптимизма и понимал, что Вороний Король не спустит такого предательства. Он наверняка хотя бы в общих чертах уже знает о том, что произошло. Не может не знать. Лично сам виконт на его месте передал бы гарпиям, призванным следить за Игнис, какой-нибудь магический артефакт, позволяющий экстренно выйти на связь, ну или хотя бы подающий сигнал в случае гибели разведчиков. Правда, у Аеллы, которая, вроде бы, и командовала гарпиями, ничего такого с собой не было, но это мало что значило. Так или иначе, Корвус должен был понять, что за нападением стоял Дилирис, а даже если и нет — то возвращение его высочества и первой Тени весьма подозрительно само по себе. И Древний, до помешательства любящий свою приемную дочь, обязательно сорвется и сотворит какую-нибудь глупость.
"Допустим, он совершит или уже совершил нечто непоправимое. Что произойдет после, ближе к концу лета"?
Со стороны все будет выглядеть так, словно безумный Вороний Король напал на ни в чем не повинный Дилирис, и у Аэтернума не останется иного выхода, кроме как прийти на помощь. А где Аэтернум, там и Империя Бархатных Островов, с феноменальной силой флота которой придется считаться даже легендарному сковывающему.
Неясным Безымянному оставалось отношение к происходящему Ривеланда, но юношу начали посещать нехорошие мысли на предмет сговора двух королев. Уж очень все хорошо сходилось, прямо такие удачные случайности, что дальше некуда.
От размышлений его отвлекло то, что леска дернулась. Безымянный вновь подсек, и горная речка подарила им с гарпией еще одну рыбу. Аелла радостно пискнула и схватила ее, а юноша устало улыбнулся и насадил нового червяка на крючок.
"Какие же они все-таки жизнерадостные создания", — с легкой завистью подумал он. — "Осталась без крыльев, и все равно находит в себе силы радоваться мелочам жизни".
Сам он так не мог. Теперь не мог.
Циничное и гнусное предательство принца что-то надломило в еще недавно несгибаемом капитане личной гвардии его высочества. Безымянный, смысл жизни которого заключался в служении, внезапно понял, что он — всего лишь расходный материал, верный сторожевой пес, которого пинком под зад погнали со двора, стоило лишь один раз отказаться выполнять приказ.
И снова он вспомнил Талиссу, чье лицо в следующий момент почему-то сменилось маской Игнис.
Безымянный вздохнул и в очередной раз постарался изгнать из головы настойчиво лезущие мысли.
Выживание — вот единственное, что заслуживает внимания. Только оно, и ничего больше. Они сумели кое-как перевязать свои раны, хотя юноша до сих пор не мог встать на распухшую ногу, левый бок жгло огнем при каждом глубоком вдохе, а на то, что осталось от правой руки и смотреть лишний раз не хотелось. Не загноилось, и слава Богу — он видал, как и от меньших увечий людей начинала сжирать гангрена. Безымянный отчетливо понимал: если он хочет принять смерть от Корвуса, следует набраться сил и поправиться. Со сломанной ногой, изувеченной рукой и поврежденными ребрами нечего и мечтать о том, чтобы перебраться через графство Финибус, а затем — пройти по Ничейным Землям.
А потому он принялся внимательно следить за поплавком, изготовленным из куска коры.
Чтобы жить, нужно есть, а оставшиеся с собой предметы не оставляли особого выбора. У Безымянного имелись лишь осколок меча в сломанных ножнах, нож, порванная одежда, прохудившиеся, но еще защищавшие ступни сапоги, да кое-какие мелочи. У гарпии — и того меньше. За исключением лески с крючком — вообще ничего полезного. У них не было даже одеяла или плаща, чтобы укрыться ночью, и им приходилось прижиматься друг к другу возле небольшого костерка.