На пути в Спленобу
Шрифт:
Бабаков выпустил дым и постучал.
***
Через мгновение дверь распахнулась. Барон был высок, не меньше шести футов, приземистый Бабаков казался рядом с ним пигмеем. За спиной у хозяина разливался тусклый свет, и лицо барона было трудно разглядеть. Бабаков растерянно оглянулся. Слуга исчез.
– Добрый вечер, господин Клементович, - сказал он.
– Я Бабаков, Направляюсь в Спленобу и хотел бы провести здесь ночь.
– Разумеется, господин Бабаков, - поклонился барон.
– Я буду рад принять
Он посторонился, придерживая дверь.
Бабаков вошел в комнату.
– Не угодно ли присесть?
Он опустился в большое кресло и огляделся. Стену были уставлены книгами. Что-то в другом конце комнаты, то ли картина, то ли зеркало, было завешено черной тканью. В стене виднелось одно-единственное маленькое окошко.
Барон уселся в кресло напротив Бабакова. Он взял непогашенную сигарету с узорчатой пепельницы и раскурил ее, разглядывая поднимавшийся дым. Свет от двух масляных ламп, одной на письменном столе, другой на обеденном, выхватил из темноты его лицо.
"Он молод, - подумал Бабаков, - у него те самые мягкие, слабые черты лица, которые мы используем в карикатурах на аристократов. Но линии у глаз и скулы показывают, что он может быть и сильным... Он интеллектуал... И какие острые зубы!"
– Итак, вы направляетесь в Спленобу.
– Да, я должен быть там завтра, и ваш замок - единственное место между городом и той деревушкой.
Клементович засмеялся.
– Деревушка! Да! У нее даже нет названия!
Тоскливое, дремучее местечко - почти первобытное! Они там меня ненавидят.
Бабаков все прикидывал, как бы завести об этом разговор и удовлетворить свое любопытство.
– Я тоже заметил, - сказал он.
– Крестьяне предостерегали меня, чтобы я не останавливался здесь.
Барон стряхнул пепел, который упал на его темный халат.
– Да, - сказал он, - они думают, что я вампир. Бабаков фыркнул.
– Какой буржуазный романтизм! "
– Именно это я им и говорю. Но каждый раз, как у кого-то начинается анемия, они смотрят на замок, - улыбнулся он, - ..а у меня и вправду летучие мыши гнездятся на колокольне, но они самой обычной породы.
Бабаков засмеялся. А он неплохой парень, этот барон!
– У меня есть спальня для гостей, наверху, специально для путешественников, оказавшихся в этих местах. Там все приготовлено для отдыха, и я уверен, вы найдете там все необходимое.
Бабаков кивнул.
– Безусловно.
– Не хотите ли рюмочку коньяка? Или вина?
– предложил Клементович.
– Благодарю. Я бы не отказался.
***
Барон встал. Он подошел к полкам, на которых, помимо книг, располагались многочисленные бутылки, бокалы, штопоры и мензурки.
– Как насчет Хайна?
– Превосходно.
Клементович опять улыбнулся и налил ему
– А вы не выпьете?
– Благодарю, нет. Я уже выпил сегодня вечером свою норму, к тому же я не могу пить, когда курю.
Бабаков принял рюмку и затушил сигарету. Он вспомнил, что дворяне действительно никогда не курили, когда выпивали.
– Спасибо.
Он понюхал коньяк, подражая тому, как это делали аристократы, когда он, бывало, мальчишкой прислуживал им за столом.
Поздние яблоки и прохладная ночь в холмах. Он покатал этот аромат во рту и улыбнулся.
– Замечательно.
– Благодарю. Если бы я знал, что вы приедете, я бы послал в погреба за чем-нибудь получше.
– Для меня и так замечательно. Он посмотрел на полки.
– Я вижу, вы читаете Энгельса и Ленина. Это хорошо.
– Да, - отозвался Клементович, - а также Пруста, Кафку и Фолкнера.
– Хм. Попахивает декадентством.
– Верно, - сказал барон.
– Но ведь и такое нужно знать.
– Полагаю, что так. Клементович вежливо зевнул.
– Это относится и к коньяку.
Бабаков засмеялся.
– Да, ведь жизнь так коротка.
– Как верно сказано! Я так давно ни с кем не общался. Как я понимаю, народная Партия теперь правит половиной мира?
– Да, - ответил Бабаков, - а вскоре и другая половина будет свободна, когда рабочие сбросят цепи и уничтожат своих эксплуататоров.
Он допил коньяк.
***
Клементович поднялся и достал бутылку. Он вновь до половины наполнил рюмку.
– Да будет так. Но неужели вы действительно считаете, что разумно уничтожать их религию, их суеверия?..
– Опиум!
– отрезал Бабаков.
– Наркотик для смягчения рабства!
– Разве определенная доза рабства не делает жизнь терпимой для человека?
– Человек должен быть свободным!
– выкрикнул Бабаков, замечая, что говорит слишком громко для этой благовоспитанной атмосферы. И все же каждый должен знать свое место. Он не станет подхалимничать перед высшими классами, в каком бы архаическом уголке страны они ни сохранились. Вообще-то следовало бы написать обо всем этом рапорт по возвращении в Титоград.
– Возможно, вы правы, - сказал барон.
– И что, все люди будут похожи на вас, когда станут свободными?
– - Да.
– Бабаков допил коньяк.
Клементович зевнул еще раз, и Бабаков внезапно понял, что это, возможно, намек.
– Может быть, если вы мне покажете мою комнату...
– Ну разумеется.
Барон встал и направился к двери, которую опять распахнул перед гостем.
Бабаков вышел. Он двинулся за Клементовичем по длинному коридору.
Они взобрались вверх по длинной лестнице, и барон открыл дверь.