На раскаленной паутине
Шрифт:
Спуск к воде был крутым, лестница узкой, спускаться еще можно, но тащить акваланг вверх этажей четыре-пять уже чувствительно.
Глиссер Журавлеву понравился. Двухместный, на подводных крыльях с мощным мотором, но легковат. На большую скорость его не выведешь, может перевернуться.
Каждый получил что хотел. Лева — деньги, а Журавлев бинокль, якорь и трос.
Мотор оказался шумноватым. Поначалу он шел вдоль берега, но когда пирс исчез из виду, Журавлев вывернул руль и повел глиссер в открытое море. Ориентировался он хорошо и без компаса. Яхта не иголка, важно найти ее до темноты, а солнце уже заваливалось за Кавказский хребет.
Километрах в двух от берега начинались другие горизонты. На рейде стояло яхт восемь, не претендовавших на звание седьмого чуда света. Но чем дальше лодка уходила от берега, тем внушительнее выглядели попадавшиеся на пути плавучие красавицы — холодные, равнодушные, одинокие и гордые.
Белокрылый «Орегон» тихо покачивался на волнах на значительном расстоянии от гавани.
Журавлев сбросил обороты, и движок тихо заурчал. Подводные крылья ушли под воду, и лодка заскользила по ласковым волнам. На море стоял штиль. Метрах в трехстах от судна Журавлев застопорил ход и сбросил якорь.
Вглядываясь в окуляры мощного бинокля, он не видел оживленного движения на борту «Орегона». На верхних палубах ни души. На корме двое из судовой команды. Белые кители и фуражки были обязательным атрибутом каждого, кто служил его величеству капитану. Дисциплина на таких судах приравнивалась к военной, несмотря на мобильность команды.
За пятнадцать минут наблюдения Журавлев не обнаружил ни телохранителей, ни охранников. Из чего можно сделать вывод, что хозяина на борту нет.
Численность судовой команды на яхте он определить не смог, а главное — чего они стоят на деле.
Багровое светило перевалило за горы, зажглись звезды, и более удобного момента уже не будет.
Раздеваться Журавлев не стал — он не был уверен на сто процентов, что ему удастся вернуться на глиссер. Пистолеты он упаковал в целлофановые пакеты и сунул за ремень брюк.
Акваланг сел на плечи, клапана открыты, маска надета. Вадим перешел на нос лодки и перевалился за борт. Промокшая одежда тут же отяжелела, ботинки потащили на дно. Журавлев вынырнул, взял точное направление и поплыл. Получалось неплохо, навыки еще не утеряны безвозвратно. С ластами можно было плыть втрое быстрее, но в данном случае они не нужны. Перед ним стояли задачи другого порядка.
Белый корпус просвечивал сквозь воду. На яхте горели гирлянды и светились иллюминаторы. На нижней палубе светился только один иллюминатор. Третья каюта с кормы. Вынырнув, он сделал круг почета и определил, где что может находиться, но лишь приблизительно.
У якорной цепи он нырнул, снял акваланг и прикрепил его под водой, закрутив все вентили.
Расстояние от водной поверхности до нижней палубы не превышало пяти-шести метров. Он вцепился в якорную цепь и начал медленно взбираться наверх. Мокрые подошвы скользили и срывались, руки приняли на себя всю тяжесть тела.
Немалых усилий стоило ему добраться до якорного гнезда и ухватиться за бортовой поручень.
Подтянувшись, он заглянул на палубу. У трапа, ведущего на верхнюю палубу, стояли два матроса и тихо разговаривали. Он их видел — они находились в световой зоне. Его заметить сложнее, если он не выдаст себя шумом.
Журавлев закинул ногу на стальной парапет, приподнялся и, перевалившись через борт, тут же откатился за канатную будку.
Выглянув, убедился, что остался незамеченным. Морячки продолжали мирно чесать языком.
Вадим вынул пистолеты из пакетов, взвел курки и снял их с предохранителей. Один он сунул за пояс спереди, второй — сзади.
Итак, первый этап прошел успешно… Он сплюнул на палубу, вспомнив, чем подчас кончаются его поэтапные планировки. Первый, второй, третий — и берешь в заложники метрдотеля после двух часов борьбы с ветряными мельницами. Что дальше? Вся надежда на чутье. Оно его не обмануло с Омельченко, конверт которого был найден на свалке. И теперь ему казалось, что и здесь, на яхте, он найдет конверт. А может, и не один.
Пора приступать к следующему этапу. Он приподнялся. Матросики исчезли. Журавлев направился к центральному блоку по правому борту. Шесть горящих подряд иллюминаторов предположительно относились к кают-компании. Так оно и вышло. Двое офицеров играли в шахматы, двое на бильярде. Один матрос натирал воском мебель. Здесь ему делать нечего. Он пошел вниз. Там располагались самые важные каюты, а свет горел только в одной. Третья от кормы. Это он помнил. Затишье. Можно сказать, ему повезло. Все шло гладко.
В коридоре горел яркий свет. Третья дверь по левой стороне. Он подошел к ней и распахнул створку. Войдя в каюту, тут же закрылся.
Пистолет был уже в его правой руке. За столом у рации сидел симпатичный морячок в белом кителе с повязкой «Дежурный» на рукаве. Он читал книжку в пестрой обложке и был очень увлечен своим занятием. На рации лежала расстегнутая кобура, из которой торчала черная рукоятка, а рядом лежал шомпол и пузырек с оружейным маслом.
Увидев вошедшего, затем пистолет, он изменился в лице — оно вмиг стало одного цвета с кителем.
— Привет, морячок. Извини, но я уже почистил свой пистолет, зарядил и привел в боевую готовность. Играть со мной в ковбоев не рекомендую. Тебе придется выполнить одну мою пустяковую просьбу.
Парень лишь хлопал глазами. Что это за мокрое млекопитающее с оружием в руках? Глаз бешеный, весь напряжен, дотронься — и током стукнет.
— Вы…Вы…
— Конечно я. Только не спрашивай, как я сюда попал? Меня воротит от этого вопроса. Лучше, если ты ответишь на мои. Вопрос первый. Жить хочешь?