На распутье

Сахаров Валентин Александрович

Никакого решения участники «пещерного совещания» не приняли, однако самый факт обсуждения вопроса о необходимости реформирования ЦК РКП(б) и, в первую очередь, его Секретариата был доведён до сведения Сталина, который в это время находился в Москве. О «письме Ильича о секретаре» и о том, что оно открыто используется для ревизии политической линии Ленина, направленной на отсечение Л. Д. Троцкого от руководящей работы, И. В. Сталин узнал из рассказа Г. К. Орджоникидзе, которого Зиновьев и Бухарин просили информировать о проводившемся в Кисловодске обсуждении вопроса о реорганизации Секретариата ЦК и перераспределении обязанностей в руководящей группе членов Политбюро⁴⁷. Одновременно в письмах, которые Зиновьев и Бухарин направили Сталину и Каменеву, они подвергли критике отдельные решения Политбюро, с которыми не были согласны, но, что примечательно, о методах работы Сталина, которым они недовольны, ничего конкретного сказать не смогли, если не считать указание на низкое качество оформления протоколов и на то, что Секретариат не думает о политике. Всё остальное – бездоказательно и эмоционально: Сталин «меня вывел из терпения»,

он «прямо издевается», «он назначает» уполномоченных ЦК, «своя рука владыка», «пришёл, увидел и разрешил», «нас даже не удосуживают ответом». Он не может «так обращаться» с Бухариным. Установилось «единодержавие Сталина». Он нас «надувает», «водит за нос». Действия Сталина – «свинство». Налицо «диктатура Сталина». «Мы давно уже недовольны», «все обижены», «нужно коренное изменение «оргметодов» ⁴⁸.

До этого времени никто, в т. ч. и Троцкий, не подвергал Сталина критике за работу именно на должности Генерального секретаря. Историкам до сих пор не известны документы В. И. Ленина, содержащие подобную критику Сталина как Генерального секретаря. Таким образом, первопроходцем в этой критике выступили именно Г. Е. Зиновьев и Н. И. Бухарин. Они же первыми попытались представить его деятельность на этой должности в виде определённой системы, опасной для партии. Опасной угрозой разрушения дружной работы в рамках «тройки», устойчивости ЦК и даже раскола в партии. Эта опасность связывалась ими с определёнными чертами характера Сталина, которые, кстати сказать, во многом обозначены не так, как автором «характеристик» и «письма Ильича о секретаре». Как могли, они попытались аргументировать свою критику и свои оценки. Получилось не очень конкретно. Многословнее, чем в «письме Ильича о секретаре», но не убедительнее. Зато конкретно прозвучала угроза: если ситуация не изменится, придётся поднять «знамя протеста»⁴⁹. Это не была пустая угроза. О серьёзности своих намерений Зиновьев 30 июля писал Каменеву: «Мы этого терпеть больше не будем.

Если партии суждено пройти через полосу (вероятно, очень короткую) единодержавия Сталина – пусть будет так… Во всех платформах говорят о «тройке», считая, что и я в ней имею не последнее значение. На деле нет никакой тройки, а есть диктатура Сталина… Либо будет найден серьёзный выход, либо полоса борьбы неминуема»⁵⁰.

Итак, Зиновьев поменял свои представления о том, с какой стороны исходит угроза единству партии и фронт борьбы, в котором изъявил готовность занять свое место – вместе с Троцким, против Сталина. Каменев с такой критикой Сталина не солидаризировался и не выразил желания ни менять фронт, ни поддерживать Зиновьева и Бухарина, ни их предложение о реформе Секретариата.

В письмах Зиновьева и Бухарина обращает на себя внимание то, что они значительно расширяют рамки критики Сталина как Генерального секретаря ЦК по сравнению с тем, что имеется в «письме Ильича о секретаре» («Добавление» к «Письму к съезду» от 4 января 1923 г.), в котором все недостатки его и связанные с ними опасности для партии рассматриваются в контексте его противостояния Троцкому. Зиновьев и Бухарин в аргументации опасности пребывания Сталина на посту Генерального секретаря акцент переносят в плоскость отношения Сталина с ними (Зиновьев, Бухарин), а также некоторыми другими, среди которых отмечен и Троцкий. Это указывает, во-первых, на то, что они не имели отношения к составлению этого псевдоленинского документа, но, во-вторых, старались использовать полученный документ для реализации собственных политических интересов за счёт Сталина и достижения политического соглашения с Троцким. Фактически они стремились нарастить силу удара по Сталину, которая была заложена в этот псевдоленинский документ, следовательно, включились в ту борьбу с ним, которую вёл Троцкий и, таким образом, обеспечивали его интерес как более активно и настойчиво атакующей политической силы.

И. В. Сталин письмами отвечал Зиновьеву и Бухарину, аргументированно отводя их критику и изъявляя готовность к борьбе с ними. 3 августа 1923 г. он писал им: «Не пойму, что именно я должен сделать, чтобы вы не ругались, и в чём, собственно, тут дело? Не думаю, чтобы интересы дела требовали маскировку. Было бы лучше, если бы прислали записочку, ясную, точную… из беседы с Серго я стал понимать, что вы, видимо, не прочь подготовить разрыв, как нечто неизбежное». Если так, писал он, «действуйте, как хотите, – должно быть, найдутся в России люди, которые оценят всё это и осудят виновных»⁵¹. Сталин дал понять, что он не обманывается относительно истинных намерений Н. И. Бухарина и Г. Е. Зиновьева и рассматривает «письмо Ильича о секретаре» как средство политического давления. «Одно из двух: либо дело идёт о смене секретаря теперь же, либо хотят поставить над секретарём специального политкома. Вместо ясной постановки вопроса, вы оба ходите вокруг да около вопроса, стараясь обходным путём добиться цели (!!! – B.C.) и, рассчитывая, видимо, на глупость людей. Для чего понадобились эти обходные пути, если действительно существует группа и если есть минимальная доза доверия? Для чего понадобились ссылки на неизвестное мне письмо Ильича о секретаре (курсив авт. – В. С), – разве не имеется доказательств тому, что я не дорожу местом и поэтому не боюсь писем? Как назвать группу, члены которой стараются запугать друг друга (чтобы не сказать больше)? Я за смену секретаря, но против того, чтобы был учинён институт политкомов (политкомов и так не мало: Оргбюро, Политбюро,

Пленум)»⁵².

Успех не сопутствовал Г. Е. Зиновьеву и Н. И. Бухарину. Позиции И. В. Сталина в ЦК РКП(б) оказались сильнее, чем они думали. На шантаж он не поддался. В середине августа начавшийся конфликт был урегулирован на основе предложения И. В. Сталина⁵³.

Однако использование псевдоленинских текстов в интересах политической борьбы на этом не закончилось. Оно только начиналось. О «характеристиках» и «письме Ильича о секретаре» Н. К. Крупская во время внутрипартийной дискуссии в письме от 31 октября 1923 г. напомнила Зиновьеву, фактически пригрозив этими документами. Она писала: «Вы знаете, что В.И. видел опасность раскола не только в личных свойствах Троцкого, но и в личных свойствах Сталина и других». И опять эти документы были использованы в интересах Троцкого, в критический для него момент дискуссии, когда его атака на политику ЦК «захлебнулась». Её «товарищеский» совет был таков: «надо учитывать Троцкого, как партийную силу, и суметь создать такую ситуацию, где бы эта сила была бы для партии максимально использована»⁵⁴. Мысли, не чуждые Зиновьеву. Знала Крупская, на кого следует «давить» «добрым советом», чтобы защитить Троцкого и представить его надёжной «опорой» В. И. Ленина. Эта попытка Крупской не дала ожидаемых ею результатов и стала последней в ряду использования этих псевдоленинских документов («характеристики» и «письмо Ильича о секретаре») в узком кругу партийного руководства и актива (члены ЦК и Президиума ЦКК). Следующее использование этих документов было рассчитано уже на широкие массы членов партии и беспартийных, которые таким образом подключались (в виде сформированного общественного мнения) к решению не только сугубо внутрипартийных, но и общеполитических вопросов, поднятых в ходе общепартийной дискуссии.

В дни прощания с Лениным троцкисты начали распространять тексты «характеристик» и «письма Ильича о секретаре», получившие теперь название «завещания Ленина». Дело дошло до того, что Ф. Э. Дзержинский как председатель комиссии ЦИК СССР по организации похорон В. И. Ленина вынужден был формально запретить несанкционированное распространение этих материалов. Однако, видимо, их распространение продолжалось. 30 января 1924 г. эта комиссия вновь обратилась к вопросу распространении «завещания Ленина». На заседании председательствовал А. С. Енукидзе. Комиссия ЦИК СССР обсудила «вопрос о запрещении т. Дзержинским распространять издания «завещания Ленина» и постановила: «Запрещение подтвердить»⁵⁵.

К этому же времени относится ещё одна попытка осуществить планы автора «завещания Ленина». В письме, написанном 23 января 1924 г., Иоффе предлагал после Ленина не назначать Председателя СНК, а создать Президиум СНК в составе: Троцкий, Зиновьев, Каменев. Если это предложение не будет принято, то Председателем СНК предлагался Троцкий, следующий за ним кандидат – Зиновьев, а за ним – Каменев. Н. А. Васецкий обоснованно предполагает, что содержащееся в этом письме предложение обговаривалась с Троцким прежде⁵⁶. Отношение Г. Е. Зиновьева к этому предложению не известно. Это предложение означало допуск Троцкого к рычагам реальной власти, возможность чего Ленин старался исключить. В этом случае Троцкий приобрёл бы очень сильные позиции для блокирования политической власти Генерального секретаря ЦК РКП(б). Предлагаемая комбинация по своим политическим последствиям очень напоминала предложения Зиновьева и Бухарина, выдвинутые ими в ходе «пещерного совещания» (июль 1923 г.). Это указывает на то, что Л. Д. Троцкий и Г. Е. Зиновьев, несмотря на острое личное соперничество, в важнейших вопросах организации власти занимали очень близкие политические позиции. А также на то, что Н. И. Бухарин стремился к созданию этого политического тандема и хотел быть полезен как Зиновьеву, так и Троцкому, надеясь, очевидно, повысить и упрочить собственные политические позиции в ЦК партии.

Смерть В. И. Ленина и приближающийся XIII съезд РКП(б) открыли Троцкому и его сторонникам новые возможности для использования имени и авторитета Ленина в целях политической дискредитации его основных сторонников в ЦК РКП(б), устранения Сталина с главного поста в партии – Генерального секретаря ЦК, изменения состава руководства партии и изменения курса внутренней и внешней политики. Необходимый политический материал уже был наработан («характеристики», «письмо Ильича о секретаре»), оставалось только придать ему соответствующую форму. И она была найдена – «характеристики» превратились в «Письмо к съезду», а «письмо Ильича о секретаре», в «Добавление» к нему. Так появилось «Письмо к съезду», адресованное В. И. Лениным якобы для съезда партии, который состоится после его смерти, так как как раз для XIII съезда РКП(б), которому предстояло узнать и выполнить последнюю волю своего умершего вождя. Какая трогательная история!!! А каков автор её!

Часто утверждают, что «Письмо к съезду» (включая и добавление к нему) XIII съезду РКП(б) передала Н. К. Крупская 18 мая 1924 г. Однако это не так. Документ, датированный 18 мая 1924 г., который принято считать «протоколом о передаче» ленинского «Завещания», на самом деле не является таковым. Он представляет собой пояснительную записку (письмо) Крупской, содержащую информацию о наличии ленинских текстов, продиктованных им в последний период его деятельности. О передаче их в ЦК РКП(б) говорится в прошедшем времени. В этом «протоколе о передаче» записи от 24–25 декабря 1922 года и от 4 января 1923 года представлены уже как единый документ, относительно которого «Владимир Ильич выражал твёрдое желание, чтобы эта его запись после его смерти была доведена до сведения очередного партийного съезда»⁵⁷. Так появилось «Письмо к съезду»! А заодно появилась и новая версия воли Ленина в отношении этого вновь созданного документа (путём объединения двух прежде различных текстов) – ознакомить с ним съезд партии.