На Рио-де-Ла-Плате
Шрифт:
— Не убаюкивайте меня! Я специально поехала в Монтевидео, чтобы купить шляпку новейшего парижского фасона, и мне непременно надо домой, чтобы ее… О Господи! — замерла она. — Она лежит на земле! Что с ней? В каком она состоянии! Ваш дилижанс совсем меня не интересует, пусть он хоть вдребезги разлетится, но моя шляпка, моя шляпка! Я заплатила за нее бешеные деньги, а она теперь вся вымазана, и вдобавок я опоздаю на тертулью!
Она поспешила к тому месту, где лежала шляпка. Я поднял коробку, чтобы подать ей. Никогда еще я
— Я даже не могу достать шляпку! На нее наступили. Испорчена великолепная весенняя модель. Кто мне ее заменит? Вообще, кто возместит мне ущерб, если я опоздаю на тертулью? Я велю своему братцу арестовать всю эту компанию!
Я снова поднял отброшенную картонку, осмотрел ее и, стараясь вложить в свои слова интонацию утешения, сказал:
— Может быть, удастся возместить ущерб, сеньора!
— Невозможно! Вы же видите, что вещь раздавили! Коробку нельзя даже открыть!
— Могу я попробовать сделать это?
— Пожалуйста, будьте так любезны! Быть может, вам это удастся лучше, чем мне.
Разумеется, мне удалось это лучше, но пришлось немало повозиться. Сперва я выгнул ребра коробки, а затем уж достал оттуда саму «весеннюю модель». И мое сердце дрогнуло от жалости при виде шляпки. Она была очень высокой, а от удара сплющилась. Сеньора всплеснула руками и запричитала:
— Ужасно! Такой шедевр испорчен! Я содрогаюсь от ужаса! Такого несчастья не доводилось еще пережить никому, никому!
Я исследовал шляпку. Она состояла из тончайшего проволочного каркаса, обтянутого пряжей. Дно ее обволакивала тонкая черная вуаль, а украшениями служили шелковый бант, пара пышных розеток и белое страусиное перо. Конечно, все это пребывало в крайне плачевном состоянии. Но сама дама выглядела еще печальнее.
— Успокойтесь, сеньора! — утешал я ее. — Быть может, руины сии удастся еще восстановить. Каркас, пожалуй, снова можно выгнуть, а перо — распушить и выпрямить.
— Вы так думаете? — спросила она голосом, преисполненным надежды.
— Да, несомненно. Бант, конечно, надо будет снять и заново накрахмалить, для этого понадобятся лишь утюг и пшеничный крахмал; розеткам, пожалуй, тоже можно придать их прежнее обличье.
Она смотрела на меня широко раскрытыми глазами.
— Вы немного разбираетесь в этих вещах, сеньор, да? — спросила она. — Вы случайно не художник?
— Нет, сеньора, — улыбнулся я.
— А может, шляпный мастер?
— Тоже нет. Но моя сестра всегда украшает шляпки сама, и я часто с интересом наблюдал за ее работой. Я подмечал для себя все ее приемы и могу утверждать, что вашу шляпку я, в общем-то, берусь возродить.
— Ваши слова возвращают меня к жизни. А вы не
— С большим бы удовольствием, сеньора. Но здесь, посреди степи, это не так легко сделать.
— А мы и не будем здесь задерживаться. Куда вы едете?
— Мы направляемся в Сан-Хосе, где собираемся провести следующую ночь.
— Тогда нам просто повезло, что мы встретились. Вы почините мне шляпку до того, как начнется тертулья. Вы согласны? Согласны стать моим спасителем?
Она взяла мою руку в свои ладони.
— Я в вашем распоряжении, насколько это в моих силах. Но как же вы собираетесь к вечеру попасть в Сан-Хосе? Оба колеса дилижанса разбиты так, что связать их не представляется возможным. Дилижанс придется буксировать.
— Тогда я, конечно, пропала! На карту поставлена моя репутация. То есть теперь она рухнула!
— Гм! Если бы вы умели ездить верхом, сеньора!
— А я умею. В нашей стране любая дама умеет ездить верхом! Знайте же, что я родилась в Матаре на Рио-Саладо, в том краю, где женщины ездят верхом вовсе без седла или на одной лошади с мужем, усевшись у него за спиной.
— А сейчас вы сможете ехать верхом?
— Да. Я даже ребенком садилась за спину к отцу и вместе с ним подолгу скакала во весь опор.
— Ну, тогда на вашем пути нет никаких препятствий. Сеньор Монтесо!
Йербатеро, которого я окликнул, стоял возле одного из пассажиров, беседуя с ним. Он подошел, и я попросил его уступить даме лошадь, которая оставалась у нас свободной.
— Почему вы не сказали об этом раньше? — ответил он. — Я только что продал лошадь вон тому сеньору, с которым только что разговаривал. Он понял, что на этом дилижансе ехать уже не придется. Он пересчитал всех наших лошадей и, заметив, что одна из них лишняя, спросил, не хотим ли мы ее продать. Из-за ее петушьего шага я был рад отделаться от нее.
— Это очень неприятно. Нельзя ли вернуть ее назад?
— Нет, ведь он мне уже заплатил. Взгляните сюда!
Он разжал руку и показал мне горстку бумажных талеров.
— Тогда я выкуплю у него лошадь, — сказала дама. — Если моих денег недостаточно, то я одолжу у вас, а тотчас после прибытия в Сан-Хосе верну вам долг.
— Я с удовольствием предоставлю вам мои средства, сеньора, — ответил я. — Пожалуйста, подойдите к тому человеку! Посмотрим, согласится ли он на это.
— Он не сможет отклонить подобную просьбу. Если он так поступит, то никакой он не кабальеро.
К сожалению, она ошиблась. Мужчина предпочел бы скорее отказаться от звания кабальеро, нежели неизвестно насколько задержаться в пустынной местности. Когда я объяснил это даме, та указала на мою лошадь и промолвила:
— Из всех ваших лошадей эта самая лучшая и самая крепкая. Кто ездит на ней?
— Я, сеньора.
— Как вы думаете, она сможет выдержать двух человек?