На рубеже веков. Дневник ректора
Шрифт:
4 мая, понедельник.
Со второго — на даче. Сделали посадки в большой теплице и убирали во дворе. Алексей чуть ли не изувечил себе электропилой руку. Пришлось везти его в Обнинск. Перевязали, но предупредили, что следующая перевязка будет платная и стоит 15 рублей. Довольно рано 4-го вернулся с дачи. Дача грабит меня, там я спускаю последние деньги, но ничего поделать с собой не могу. Вечером сидел с В.С., и она расплакалась. Говорила, как тяжело ей дается жизнь. Единственный человек, который мог бы помочь ей, это я. Господи, как мне ее жалко. За что?
5 мая, вторник.
В 6 часов вечера провели в институте секцию литературы, театра и кино по премиям мэрии Москвы. Приехали Володя Андреев, Боря Поюровский, Володя Орлов, Марк Зак и Андрей Парватов. К моей неожиданности, все закончилось
Весь день отбивался от огромного количества тяжелой рутинной работы. Уговорил Чудакову попринимать кандидатские экзамены. Представляю легкую истерику Владимира Павловича, но формально я прав, у Н.В. Корниенко нет ни одного аспиранта, которым надо задавать спецвопросы по теме диссертации. В телефонном разговоре Мариэтта Омаровна попеняла мне за встречу в институте Лукашенко. За что его ненавидит интеллигенция, мне не очень ясно. Интересную подробность рассказала о дне 28 апреля, когда президент Белоруссии приезжал в институт, Инна Вишневская. Этот день совпал с ее днем рождения. И вот, когда с цветами в руках она сбегала по институтской лестнице, именно в этот момент со своей охраной, ФСБэшниками, «мерседесами», «джипами», секретарями посольскими подъехал Лукашенко, и она, доблестная профессорша, вместе со своим рождественским букетом растянулась у его ног. Какой-то охранник подумал, что это цветочки для президента. «Вы, наверное, литератор?» — спросил охранник у поверженной профессорши и начал пытаться поднять ее и подталкивать к президенту, чтобы та вручила букет. Но у Инны Люциановны относительно цветов были иные планы. «Отдайте мои цветочки! — закричала семидесятилетняя Инна. — Я никому их не собираюсь дарить!»
Май будет чудовищным по нагрузке.
Сегодня в «Труде» два интересных для меня материала. Короткую заметку цитирую целиком:
«Поезд мечты. Почетный заказ выполнен на вагоностроительном заводе в Твери: там изготовлен специальный поезд для президента России. Стены укреплены бронированными панелями, стекла пуленепробиваемые, а колесные пары способны выдержать взрыв. Отделка — как в лучших домах: красное дерево, малахит и даже кораллы. Есть спецвагон — сауна с гидромассажем. «Доводка» поезда № 1 обошлась в 12 миллиардов старых рублей, сообщает наш корреспондент Николай Чулихин».
Второй материал посвящен «Школе оперного искусства Галины Вишневской». Под маркой ее и Ростроповича имени — вопрос, не без их ли участия? — на дорогой Остоженке построен огромный доходный дом. Разбираются материалы, как и с чьего разрешения была использована эта драгоценная земля. Раньше здесь был сквер. Очень интересно, сколько получила семья за то, чтобы под ее имя выбивалась земля, а может быть, и кредиты. Определенно не даром Галина Павловна учила Ельцина беречься от насморка.
7 мая, четверг.
Утром сумел написать страницу в роман. Задача тяжелая — обзор книги «Развитие капитализма в России», но я с нею справляюсь. Обзор делаю в виде карты страны, которую мой герой видит в своей тюремной камере как некое экономическое содержание — он видит эту карту как экономическую и расшифровывает ее.
Вечером ходил на спектакль «Песни нашего двора» в театре Марка Розовского. Спектакль на свежем воздухе. Мой одноклассничек в этом спектакле и играет. Всегда немножко больно видеть пожилого актера, чуть паясничающего на сцене, но постепенно и я, и зрители привыкли к его потешной роли. «Посмотри, вон он, — истошно орет Марк, — на крыше», — и мне показалось, что делает он это ничего. Зрители оборачиваются со своих скамеек, крутят шеями, действительно на крыше флигеля актер поет новый старинный шлягер. В конце спектакля Марк спел «Товарищ Сталин, вы большой ученый» на фоне какой-то решетки. Вообще спектакль очень занятный и здорово придуман. Во дворе театра — а это типичный московский двор 50-х — под небом поставлены неструганые деревянные скамейки, и без каких-либо связывающих лишних слов пяток актеров под гитары поют самые разухабистые шлягеры — весь дворовый репертуар тех лет, в том числе и то, что пели мы: «Девушка из Нагасаки», «В Кейптаунском порту», «Негр Тити-Мити» и прочее. Музыкально-литературная композиция. Очень много песен из воровского и приблатненного фольклора. Поют все, согласно моде времени, через радиомикрофоны. Сзади двух сотен зрителей стоит радиоаппаратура, ощетинившаяся десятком антенн от этих микрофонов. Главное — потеплее одеться. Отношения между актерами складываются не из этих песен, а по воле режиссера. Он нафантазировал флирты, супружеские склоки, мелкие пьянки, и попутно актеры между песнями играют. Все это очень и очень неплохо. Три раза всех зрителей во время спектакля обносят водкой в пластмассовых стаканчиках с крошечными бутербродами — это, конечно, не новое в режиссуре, подобное мы видели уже у Сережи Арцибашева на дне рождения у сестер Прозоровых, но очень мило и приносит согревающий и расслабляющий эффект. Обидно, что в своей режиссуре Марк (в русском театре вообще режиссура от Марка — Марк Розовский, Марк Захаров) действует очень нахраписто, и шлягеры у него самые-самые, и актеры самые активные, быстренько бежит к эффекту, к результату. Правда и то, что ни в одном московском дворе никогда не было такого количества собранных вместе старозаветных библейцев. Вот тут и проверяется театр, возникает ли после спектакля некое парение духа или чуть стыдновато. Премию Марку Розовскому мы за спектакль дадим, но настроения не было. Может быть, потому, что многое здесь из моей молодости и район моей молодости.
Сегодня решилось, 10-го еду в Красноярск на выборы к Лебедю. Надоело быть партийным человеком. Вся моя партийность закончилась на голосовании в Думе коммунистами по кандидатуре Кириенко. За этой фигурой я буду следить с упоением. Мальчик многое натворит. Жду разгона демонстраций войсками, инфляцию, обнищание народа, обман и пр. и пр. С Россией ни ему, ни Березовскому не справиться. Мы не просто рабочая сила.
Постараюсь пораньше завтра уехать на дачу и пробыть там до середины дня десятого. Роман надо писать, хотя дневник отнимает времени много.
9 мая, суббота.
Со вчерашней середины дня в Обнинске. Начало весны — это самое тяжелое и рабочее время. Сажал вместе с Лешей и Толиком огурцы, набивал теплицу. С.П., как всегда, по кухне. Сегодня по случаю дня Победы жарили шашлыки. Я много думал о мертвых, о неестественно, вопреки логике жизни, прекращении этой самой жизни. Думал о матери Леши и Толика, еще молодой женщине, у которой сегодня день рождения. Тяжелая судьба: муж в зоне, платят ли на работе? Через рассказы Леши прорывается дикая, нищая, пьяная жизнь в селе. И такие попадаются стихийно талантливые дети. Мы с С.П. дали перед шашлыком Толику написать этюд. Из тех, которые у нас пишут наши студенты на вступительных, и он, не чинясь, не отказываясь, не ломаясь, сел и через час написал очень и очень приличный этюд. А ему идти в армию, и вернется ли он из нее? Есть Чечня, Таджикистан, или просто забьют, или сведут с ума.
В десять мальчишки пошли гулять. Отпросились на час. Сейчас уже половина первого, они где-то коноводятся с нашими поселковыми девками. Если бы они знали, какие теле- и радиознаменитости родители у этих девок. Я-то знаю это жуткое, настырное и блудливое племя. Вечер стоял сегодня дивный, теплый, прозрачный. Почти с детства, с калужского периода, я не видел майских жуков. Когда мы сидели за столом, Толик сбил одного. Я долго его рассматривал и стал горевать, не перебито ли у него крылышко. Но внезапно внутри жука что-то заработало, будто моторчик, он завис на пальце, потом резко, падая, пошел вниз, сердце у меня ойкнуло, но жук выровнялся, и принялся набирать высоту к темнеющим в густом небе яблоневым ветвям.
10 мая, воскресенье.
День пошел наперекосяк. Ребята пришли со своей гулянки лишь в пятом часу. До половины четвертого я стоял перед дачей, не случилось ли что-либо, не подрались ли, не попали в милицию. Поселок уже спал, пару раз где-то высоко в небе пролетели птицы. Они перекликались во время полета, было радостно и значительно. Жизнь приобщила меня к одной из своих тайн. Пришли ребята навеселе, и тогда у меня возник жестокий план — утром же уехать в Москву и отправить Толика домой. Он принял все это безропотно, и нехорошие предчувствия о его армии, о его дальнейшей судьбе, навалились на меня.