На руинах
Шрифт:
— Ты, сын, решил, наверное, что мы здесь спим и видим эту твою Америку. Лет через пять мы сами туда приедем и купим всю Америку с потрохами. Понял сын? С потрохами! Жена, сходи к отцу, возьми ключ и принеси сюда нашу шкатулку!
— Аслан! — Зара испуганно прижала к груди руки, но глава семьи лишь отмахнулся.
— Молчи, женщина! — стукнув по столу кулаком, сурово проговорил он. — Делай то, что тебе велят. Пусть знает! Пускай они хоть все разом убегут, куда хотят — в Дербент, в Москву, в Америку, — мы проживем.
Накинув теплую шаль, Зара послушно вышла из дома, и пока она ходила, Аслан непрестанно пил, подливая себе и сыну искрящегося
— Папа, откуда это?
— Оттуда! Ты там, в Америке, считаешь свои атомы, а мы здесь делаем деньги.
— Как?
— А ты догадайся своим ученым умом, попробуй! Вы все сбежали, решили, что мы здесь с голоду вымрем? Не вымерли, в сто раз лучше жить стали! Знаешь, сколько стоит вода из наших источников? За нее и французы, и американцы большие деньги дают.
— Папа, причем тут вода? Объясни, я ничего не понял.
— Ну, я… — Аслан встретил укоризненный взгляд Зары и запнулся, — я просто хотел тебе показать, что жалеть нас не надо.
— Ты показал. Теперь объясни, откуда у тебя американские доллары.
— Ну это… это, как теперь говорят, коммерческая тайна. Жена, убери деньги и унеси шкатулку.
— О какой воде ты говорил, папа? Кто дает за нее деньги?
Аслан в сердцах стукнул кулаком по столу, отчего звякнула посуда, а бокал Анвара перевернулся, и вино растеклось по скатерти красным, как кровь, пятном.
— Все, забудем об этом, тебе что, поговорить больше не о чем? Думай о своих делах, сын. Иди, отдохни — рано утром тебе уезжать.
Неожиданно подняла голову Гюля.
— Нет! — закричала она. — Все эти проклятые деньги! Пусть они и ослепили вас, но мой брат не уедет так — унося в своем сердце обиду и тревогу! Пусть лучше он все знает, и если вы не расскажете ему, то расскажу я!
Анвар перевел взгляд с пылающего гневом лица сестры на родителей. Аслан смущенно потупился, Зара закрыла лицо передником.
— Расскажи, сестра, я должен знать, что случилось.
— В прошлом… или нет, уже позапрошлом, восемьдесят девятом, году сюда приехал Женя Муромцев, племянник дяди Сережи. Он приехал уже после того, как закрыли экспериментальную базу, и ученые разъехались — в сентябре или октябре, не помню точно. Женя хотел поговорить с дедушкой Рустэмом, но тот его не принял — решил, что он приехал от дяди Сережи и тети Халиды. Тогда Женя пришел ко мне домой и объяснил нам с Рамазаном, в чем дело. Один бизнесмен сказал ему, что иностранцы очень ценят нашу минеральную воду и готовы за нее хорошо заплатить. Что в этом плохого? Ведь вода все равно уходит в землю, а если соберем ее в специальные резервуары, а потом отправим на завод к этому бизнесмену, он заплатит нам хорошие деньги. Только нельзя будет об этом никому рассказывать, потому что иначе появятся конкуренты и отнимут у нас такую редкую возможность заработать. Мы поговорили с папой, а потом все вместе отправились к дедушке Рустэму, он согласился.
— У него выхода не было, — подтвердила Зара, — всего за год в совхозе человек сорок пять осталось, молодежь почти вся уехала.
— Мы с Рамазаном тоже собирались уезжать, — виновато призналась Гюля, — уже даже насчет работы в Дербенте договорились. А что делать — нам нужно было думать о дочери. В городе хоть в магазинах и пусто, но у спекулянтов все можно достать. Но как можно стало заработать хорошие деньги, Рамазан решил остаться — Женя-то сказал, что бизнесмен будет платить долларами. И дедушка Рустэм разрешил нам образовать кооператив, сказал:
«Пусть все, кто хочет, работают в кооперативе, собирать воду не трудно. Только вот сохранить заработанные деньги труднее. Преступных людей на свете много, узнают, что у людей есть деньги — слетятся, как бабочки на огонь, и кто вас тогда защитит? Мужчин в селе почти не осталось, даже милиционер уехал. Лучше поэтому о своей работе никому не рассказывайте и даже родным не пишите, потому что языки у людей длинные. Деньги же храните в сейфе, в правлении, потому что в своем доме каждый может спрятать, а потом забыть, куда спрятал, и решит, что его обокрали. И тогда начнется вражда между соседями — все будут друг друга подозревать. Сам я к кооперативу иметь отношения не хочу, мне моей пенсии хватает, но вы должны будете часть денег менять на рубли и отдавать мне на оплату электричества, телефона, покупку газовых баллонов и другие нужды. В доме у каждого еще скот остался, корма надо покупать, иначе нам не выжить».
— Аслана, отца твоего, председателем кооператива выбрали, — с гордостью вставила Зара.
— А я веду бухгалтерию, — добавила Гюля, — даже на двухмесячные курсы в Тбилиси ездила, папа договорился. Сначала деньги за воду платили небольшие, но за последние полгода мы денег столько заработали, сколько в жизни не видели. Теперь у всех одна мечта — заработать побольше долларов, потому что на рубли уже ничего купить нельзя. Народу в совхозе осталось немного, но все, кроме дедушки Рустэма и бабушки Лейлы, работают в кооперативе, даже Шабна собирает с нами воду. У каждого есть доллары — очень много долларов. Все молчат, потому что не хотят привлечь в село грабителей, и никто уже не хочет, чтобы люди возвращались в совхоз, потому что тогда придется с ними делиться деньгами и работой. Если же к кому-то приезжают друзья или родные, то все вокруг начинают волноваться, и хозяева стараются побыстрее выпроводить гостей — как тебя наши папа с мамой.
Она с вызовом посмотрела на отца, и лицо четвертого сына Рустэма Гаджиева вновь покраснело, но теперь это была краска стыда.
— Молчи, девчонка, — резко произнес он, дрожащими руками плеснул еще вина в свой бокал и залпом его опорожнил, — не тебе судить родителей! Прежде мы с утра до ночи вертелись — земля, фермы, стройки, ремонтные мастерские. Работали — выспаться времени не было, а что нам это давало? На две недели в отпуск съездить, стиральную машину купить, телевизор посмотреть? И то, если электричество не отключат.
— А сейчас что, вы лучше живете? — устало спросил Анвар.
— Нет, но у нас есть доллары! Как накопим, весь мир купим! Америка твоя сама просить будет, чтобы мы туда приехали!
— Не пей больше, Аслан, — взмолилась Зара, — тебе завтра с утра Анвара в Тбилиси везти.
— Не учи меня, женщина! Хочу и пью!
— Пусть пьет, раз начал, я сама завтра отвезу брата, — вставая, тихо сказала матери Гюля.
— Прекратим этот разговор, папа, — тоже поднявшись, проговорил Анвар, которому невыносимо было видеть пьяного отца и смущение матери, — живите все так, как считаете лучше для себя. Завтра на рассвете я схожу на кладбище и уеду. Не тревожьтесь — никто от меня не услышит ни единого слова о ваших деньгах. Спокойной ночи.