На самых дальних...

Андреев Валерий Степанович

— Слышите что-нибудь, ефрейтор?

— Никак нет, товарищ лейтенант. Все спокойно.

«Странно, — думаю я, — что это со мной происходит? Неужели трушу?» Даже как-то совестно перед подчиненным…

Только двинулись дальше — снова шум. Теперь уже очень явственно — треск бамбука под чьим-то грузным телом и какие-то вздохи.

— Ну вот, — говорю я Шарамку. — Теперь слышите?

Тот прислушивается.

— Так это же мишка! — улыбается он. — Обыкновенный медведь…

Дальше идем втроем: мы с Шарамком по тропе, медведь — рядом, по бамбучнику. Третий в составе нашего пограничного наряда. Я успокоился. Даже любопытно как-то: чем все это кончится? Минут

двадцать мы с мишкой несем охрану границы. Потом шум грузных медвежьих шагов удаляется и вскоре затихает совсем. «Умаялся, видно. Не его это работа — границу охранять. Пошел себе досыпать», — думаю и… неожиданно с размаху натыкаюсь на спину Шарамка, точно на каменную стену; тот даже не пошатнулся.

— В чем дело? — спрашиваю.

— Медведь.

Присматриваюсь. На фоне чуть посеревшего неба впереди на тропе внушительных размеров силуэт. Большой медведь!

— Ну и что теперь? — спрашиваю у Шарамка.

— Обычное дело. Загорать. Кто кого пересидит.

Минут десять ждем. Медведь ни с места! Смотрю на светящиеся стрелки часов. Скоро оттуда навстречу нам должен пройти пограничный наряд. Надо что-то делать.

— Давайте пугнем его, Шарамок, — предлагаю своему младшему.

— Может, на котлеты, товарищ лейтенант? — делает тот встречное предложение.

— Отставить! — Вот публика! С такой не соскучишься. — Дайте ракетницу.

На ощупь, по пупырышкам на торце гильзы, отыскиваю белую ракету и загоняю в патронник. Поднимаю ракетницу, но стрелять не стреляю. Это не выход. Так мы обнаружим себя. Ненужная демаскировка.

— Послушайте, Шарамок, говорят, медведь труслив по натуре…

— Говорят, — улыбается Шарамок, еще не зная, куда я клоню.

— Дайте-ка мне автомат, — говорю Шарамку, а сам протягиваю ему ракетницу.

Рожок на месте. Патрон — в патронник. Предохранитель. Так, порядок. Самые трудные — первые два шага…

— Товарищ лейтенант, может, не надо…

Я улавливаю в голосе Шарамка тревожные нотки, и это еще больше меня раззадоривает. Ничего, пусть видит, что командир его не размазня. «Нужна нам отвага для первого шага… — Странное дело, когда волнуюсь, в голову обязательно лезут всякие стихи. — Для первого шага нужна нам отвага. А кто упадет, но рискнет на второй, тот дважды герой…»

Десять метров, восемь, пять… Этот темный силуэт на тропе вырастает до устрашающих размеров. У меня холодеют руки. Автомата совсем не чувствую, как будто держу наперевес полено. «А кто упадет, но рискнет на второй…» Я рискую. И вдруг сзади, из-за моей спины, с шипением уходит в небо белая ракета. Ослепленный, я ничего не вижу. Когда же наконец глаза снова привыкают к темноте, медведя на тропе уже нет. След простыл…

Утро. Возвращаемся с границы. Сапоги белые от росы. Вокруг тоже белым-бело, куда ни кинь взгляд. Туман. В распадке молочная река плывет от моря вверх вопреки всякому смыслу и законам физики. И посреди этой реки, как одинокий корабль в безбрежной мгле, — наша застава, наш «Казбек»…

Никогда бы не подумал, что один только вид обыкновенного рубленого дома способен всколыхнуть во мне столько всяких хороших чувств. Мне искренне жаль тех людей, кто ни разу в жизни так и не испытает этого удивительного ощущения умиротворенности и блаженства, когда после трудной, бессонной ночи ты видишь свою заставу — свой дом, где ждет тебя горячий завтрак, чистая постель и, главное, честно заслуженный отдых как награда за все твои волнения и труды… Скажете — примитивно, лишено высокого смысла? Тогда попробуйте сами. Это у моего деда есть такая расхожая шутка, а может, и не шутка вовсе. На вопрос, трудно ли

тридцать пять лет отслужить в армии, он, в прошлом кадровый военный, неизменно отвечает: «Пустяки! Попробуйте сами…» Только здесь, на Курилах, я, кажется, начинаю постигать истинный смысл этих его слов. Что ж, недаром говорится, что самый трудный и самый прекрасный способ познания мира — это путь собственного опыта.

Прошел ровно месяц с того дня, а точнее, вечера, когда Рогозный представил меня личному составу заставы. Было это на боевом расчете, весьма торжественно. Николай Павлович постарался. А вот я сплоховал. До сих пор неловко. Стою перед строем, меня замполитом представляют, а у этого самого замполита щеки двумя красными яблоками пылают, и ничего он не может поделать с собой. Вот положение! «Как девица на выданье, — шутил потом Рогозный. — Ничего, не каждый день в должность вступаешь, это даже хорошо, что так волновался». Может, это и хорошо, но репутацию свою, считаю, подмочил крепко. Это факт. Ведь никому не закроешь глаза на то, как лейтенант пыжится из последних сил, стараясь казаться в свои неполные двадцать лет взрослым и солидным.

Вот так все и началось — с конфуза. А в общем, на заставе я уже освоился. Малость пообтерся. Правда, новые ремни все еще поскрипывают, как сказал бы мой дед. И местами сильно поскрипывают. Это я и сам чувствую. Но Рогозный — мужик мудрый. И терпение проявляет, и такт. Самостоятельность и инициативу тоже не сдерживает — пробуй, дерзай. Хотя другие на его месте не многим бы поступились: салага, мол, дров еще наломает. Знаю, встречал таких на стажировке. Да их и понять можно: кому рисковать охота, если можно и без этого? А Рогозный не испугался. Вот я и пробую. Окунулся с головой, и во все сразу. А точнее, не окунулся, а закрыл глаза и булькнул. Аж голова кругом пошла.

Занятия, граница, стрельбище, НП — все завертелось, как в калейдоскопе. В гору некогда глянуть, не говоря уж — на себя со стороны, как там все это у меня получается, и получается ли вообще. Иногда накрутишься за день, думаешь — только бы до постели добраться. А глаза закроешь — сна ни в одном глазу. Все взвешиваешь, анализируешь, сравниваешь: «А Стас бы не так сделал. А Витенька Тарантович так бы не поступил…» Словом, все не в мою пользу выходит. Хотя вроде бы правильно делаю, как учили, по конспекту. Правда, если вдуматься, то по конспекту тоже не жизнь. Да и нет такого конспекта, который на все вопросы готовый ответ бы дал. Вот хотя бы сегодняшний случай с медведем…

Выслушав доклад дежурного, отправляю на границу очередной пограничный наряд, пробегаю глазами поступившие за ночь телефонограммы и, прежде чем прилечь на пару часов отдохнуть, иду в столовую, откуда даже через закрытые двери сочатся умопомрачительные запахи свежеиспеченного хлеба. Наш повар-хлебопек Ульямиша, должно быть, только что снял ночную выпечку, и я живо представил себе гору круглых подрумяненных караваев на оцинкованном столе. Предвкушая приятное, спешу на этот запах.

В дверях столовой меня неожиданно останавливает голос Шарамка.

— Гляжу, — рассказывает он кому-то, — лейтенант уже рядом с медведем. Ну, думаю, крышка…

— А дальше, дальше что? — торопят Шарамка.

— А что дальше? Пришлось спасать лейтенанта…

Глупо. Ужасно глупо… Я отхожу от двери. В столовую не иду. В столовую идти стыдно, да и аппетит пропал. Погнался за дешевым авторитетом. Тоже мне герой!..

БУДНИ…

День в самом разгаре. Мой калейдоскоп раскручивается на полную катушку. Только поспевай.