На шхерахъ
Шрифт:
На четвертый лодка возвратилась.
Съ этого времени Боргъ пересталъ спать, и безсонница докончила работу разрушенія человка. Страхъ сойти съ ума и попасть въ сумасшедшій домъ и вмст съ тмъ страхъ каждую минуту быть убитымъ изъ-за угла укрпили его въ мысли покончить съ собой добровольно.
Теперь, когда приблизилась смерть, когда ясенъ былъ конецъ жизни и прекращеніе рода, въ немъ пробудился половой инстинктъ, и онъ страстно захотлъ имть ребенка.
Но итти обычнымъ путемъ, искать себ женщину, привязывать себя семьей къ земл и къ обществу было ему теперь противне, чмъ когда-либо. Въ его душевной растерянности ему открывался единственный
Регулируя большимъ пальцемъ спиртовую лампочку и слдя однимъ глазомъ за колебаніями термометра, онъ въ теченіе нсколькихъ часовъ наблюдалъ развернувшуюся передъ нимъ тайну любви. Онъ видлъ, какъ стали длиться клтки, какъ пошло раздленіе труда между различными зародышевыми листами. Съ тревогой онъ ожидалъ, какъ обратится передняя трубка въ пузырь, изъ котораго потомъ образуется мозгъ. Ему казалось, что уже округляется этотъ могучій органъ мышленія. Онъ на секунду испыталъ гордость при вид творенія, разршавшаго проблему гомункула. Но тутъ двинулся регуляторъ лампы, блокъ свернулся, и искра жизни погасла.
Въ теченіе этого времени онъ такъ интенсивно переживалъ жизнь этого другого существа, что теперь круглое бловатое пятно на стекл казалось ему мертвымъ глазомъ. Сожалніе въ его больной душ выростало въ горе, горе объ умершемъ ребенк. Прервалась связь между настоящей и будущей жизнью, и у него уже не было силъ начинать все сызнова.
Очнувшись, онъ почувствовалъ, что чья-то сильная рука держитъ его правую руку. Ему вспомнился его сонъ, что будто онъ корабль, гонимый втромъ и волнами по морю. Вотъ онъ почувствовалъ паденіе якорной цпи и теперь спокоенъ, такъ какъ крпко связанъ съ твердой землей.
Не оборачиваясь, онъ крпко сжалъ руку, чтобы ощутить близость живого существа. Ему казалось, будто къ нему переходитъ сила, какъ если бы слабый токъ присоединился къ сильному.
— Что съ вами? — услышалъ онъ надъ головой голосъ проповдника.
— Если бы ты былъ женщиной, я бы ожилъ снова, потому что женщина корень мужчины въ земл, — отвтилъ больной, въ первый разъ говоря ты своему школьному товарищу.
— Твое счастье, что ты уничтожилъ этотъ гнилой корень.
— Но безъ корня мы не можемъ жить и цвсти.
— Но не съ такой же женщиной, Боргъ.
— Не съ такой? Ты разв знаешь, кто она?
— Ты долженъ знать только то, что это такая женщина, на которой не женятся. Впрочемъ, теперь она снова помолвлена.
— Съ нимъ?
— Да, съ нимъ! Я прочелъ это третьяго дня въ газет.
Посидвъ минуту, проповдникъ хотлъ встать и итти, но больной удержалъ его.
— Разскажи мн сказку, — попросилъ онъ тономъ ребенка.
— Сказку?
— Да, сказку. Ну, напримръ, о малъчик-съ-пальчикъ. Разскажи, я тебя очень объ этомъ прошу.
Проповдникъ снова слъ. Увидвъ, что больной проситъ совершенно
Боргъ слушалъ очень внимательно. Но когда проповдникъ, врный своему обыкновенію, хотлъ вывести нравоученіе, больной его перебилъ и просилъ держаться текста.
— Какъ хороши старыя сказки. Какъ будто отдыхаешь, погружаешься въ воспоминанія о тхъ временахъ, когда самъ былъ маленькимъ звркомъ, безсмысленнымъ. А теперь прочти мн Отче нашъ.
— Но ты же не вришь.
— Нтъ. Но это тоже хорошо. Когда приближается смерть и идешь уже назадъ, тогда начинаешь любить старину и длаешься консервативнымъ. Прочти Отче нашъ. Ты получишь мое наслдство и твою долговую расписку, если прочтешь.
Проповдникъ минуту колебался, потомъ началъ молиться.
Больной безмолвно слушалъ. Ботомъ губы его зашевелились, и онъ сталъ вслухъ повторять вслдъ за проповдникомъ слова молитвы.
Когда они кончили, проповдникъ сказалъ:
— Какъ хорошо молиться.
— Да, это какъ лекарство. Старыя слова будятъ воспоминанія и укрпляютъ, какъ они нкогда укрпляли человка, который искалъ Бога вн себя. А ты знаешь, что такое Богъ? Это точка опоры, которая нужна была Архимеду для того, чтобы перевернуть весь міръ. Это магнитъ, который, но представленію людей, заложенъ въ земл, и безъ котораго немыслимо объяснить движенія магнитной стрлки. Это эиръ, который надо выдумать, чтобы заполнить пустоту. Это молекула, безъ которой химическіе законы были бы чудомъ. Дай мн еще какую-нибудь гипотезу, а главное точку опоры вн меня, ибо я погибаю.
— Хочешь, я буду говорить теб объ Іисус? — спросилъ проповдникъ, думая, что у больного лихорадочный бредъ.
— Нтъ, не объ Іисус. Это и не сказка, и не гипотеза...
— Только не кощунствуй, — перебилъ его проповдникъ и поднялся, чтобы уйти.
— Не уходи, не уходи, — воскликнулъ боль-
ной. — Возьми меня за руку. Я хочу слышать твой голосъ. Говори, о чемъ хочешь. Читай мн календарь или что-нибудь изъ библіи. Мн все равно. Надо прогнать Horror vacui — страхъ передъ пустотой.
— Вотъ видишь, ты, значитъ, боишься смерти?
— Да, конечно, боюсь, какъ боится ея все, что живетъ на земл. Ничто живое не жило бы, если бы не имло страха смерти. А суда я, знаешь, не боюсь. Твореніе судитъ творца, а я вдь не самъ себя создалъ.
Проповдникъ всталъ и быстро ушелъ.
Наканун сочельника была буря, и Боргу всю ночь слышалась пушечная пальба и вопли о помощи. Утромъ онъ вышелъ изъ дому по свже выпавшему снгу. Небо было черно-синее какъ листовое желзо, валы выбрасывались на берегъ, а буй непрерывно вылъ, какъ бы призывая на помощь.
На юго-восток онъ увидлъ большой черный пароходъ. Подводная часть, выкрашенная въ ярко красный цвтъ, сверкала, какъ кровавая рана. Труба съ блымъ ободкомъ была разбита и лежала на боку. На мачтахъ и реяхъ висли темныя фигуры людей, извивавшіяся, какъ черви на крючк удочки. Изъ пробоины въ средней части судна волны уносили тюки товаровъ, пакеты, узлы, коробки, картонки. Тяжелыя вещи тонули, а легкія по волнамъ плыли къ берегу.
Равнодушный къ судьб терпящихъ бдствіе, какъ это и вполн естественно для человка, считающаго счастьемъ умереть, Боргъ пошелъ по берегу къ мысу, гд былъ холмъ съ крестомъ. Тамъ волны шумли сильне, чмъ въ другихъ мстахъ, а по зеленымъ волнамъ къ этому мсту плыли страннаго вида и цвта предметы, надъ которыми съ дикимъ крикомъ кружились чайки, какъ будто обманутыя въ своемъ жадномъ ожиданіи добычи.