На шхерахъ

Стриндберг Август Юхан

Инспекторъ одлся на балъ. Къ борту докторскаго фрака онъ прицпилъ свои шесть орденовъ ли миніатюрномъ формат, а на руку надлъ браслетъ, котораго не носилъ со времени своего обрученія.

Окончивъ свой туалетъ и разсчитывая, что у него есть еще цлый часъ до прибытія лодки, онъ ршилъ нанести прощальный визитъ Маріи, чтобы не быть заподозрннымъ въ трусости, а отчасти изъ желанія испытать свою власть надъ чувствомъ.

Входя во дворъ, онъ нарочно старался шумомъ предупредить двушку о своемъ приход, чтобы

она успла принять соотвтствующую позу. Тогда онъ узнаетъ, почему она осталась, и что она думаетъ длать.

Постучавъ, онъ вошелъ, Марія сидла за шитьемъ, — занятіе, за которымъ онъ ея никогда не видлъ. Ея лицо выражало смущеніе, раскаяніе, печаль, хотя она хотла казаться совершенно спокойной.

— Вы меня примете, или, можетъ быть, мн уйти? — началъ инспекторъ.

Онъ снова чувствовалъ необъяснимое желаніе возвысить ее надъ собой, какъ женщину, когда она поступала, какъ женщина, и чувствовала нужду въ его поддержк, такъ же какъ, иной разъ онъ чувствовалъ неудержимое желаніе побить ее, когда она выступала съ мужскими манерами и претензіями. Въ этотъ мигъ она показалась ему такой прекрасной, какъ никогда до сихъ поръ, и онъ всецло отдался своимъ чувствамъ, не пытаясь имъ сопротивляться,

— Я причинилъ вамъ много горя...

Услышавъ мягкій тонъ его голоса, она сказала рзко:

— Но вы оказались слишкомъ трусливымъ, чтобы сказать мн все прямо.

— Скажите, слишкомъ деликатнымъ. Мн не такъ легко, какъ вамъ, бить другихъ по лицу. А теперь вы видите, у меня есть смлость къ вамъ явиться, а у васъ — меня принять.

Послднимъ словамъ онъ умышленно придалъ двойной смыслъ, чтобы узнать, вритъ ли она тмъ причинамъ, которыми онъ объяснилъ разрывъ.

— Вы думаете, что я васъ боюсь? — спросила она, продолжая шить.

— Я не знаю, какъ вы примете мое объясненіе, хотя полагаю, что это для васъ не такое ужъ безутшное горе.

Въ слов "безутшное" скрывался намекъ на молодого утшителя. Однако, никто изъ нихъ не хотлъ себя выдать. Онъ не желалъ выказать свою ревность, а она боялась, не видлъ ли онъ чего-нибудь.

Марія сидла все время, нагнувшись надъ работой. Поднявъ глаза, чтобы посмотрть на выраженіе лица своего противника, она съ удивленіемъ, котораго не могла скрыть, посмотрла на его ордена. И съ дтской злобой, прикрывавшей въ сущности зависть, она насмшливо сказала:

— Какой вы парадный.

— Я собираюсь на балъ.

Ея лицо вдругъ передернулось такъ сильно, что у Борга ея боль отдалась гд-то глубоко въ сердц. Онъ схватилъ ея руку, и въ ту же минуту она горько зарыдала. Когда онъ къ ней нагнулся, она крпко прижалась къ его груди и плакала и билась, какъ въ лихорадк.

— Ну, моя маленькая, — приласкалъ ее Боргъ.

— Конечно, я маленькая. Потому ты и долженъ быть добръ ко мн, — всхлипывала двушка.

— Ты послушай-ка. До какихъ же поръ

надо быть снисходительнымъ?

— До безконечности.

— Ну, нтъ. Этого я еще никогда не слышалъ. Существуютъ извстныя границы, гд снисходительность уже граничитъ съ преступленіемъ.

— Именно?

Она вскочила.

— Ты знаешь, о чемъ я говорю. Я это вижу, — отвтилъ Боргъ.

Онъ снова очнулся отъ очарованія, какъ только она стала рзкой.

— Это значитъ ревность, — насмшливо произнесла двушка. Ей показалось, что онъ снова уже въ ея власти.

— Нтъ, ревность это недовріе безъ достаточныхъ основаній или, иной разъ, мра предупрежденія. А мои опасенія оказались очень обоснованными. Значитъ, тутъ ревность не при чемъ.

— И въ кому же — къ мальчику. Къ щенку, который пальца твоего не стоитъ, — продолжала двушка, не обращая вниманія на его объясненіе

— Тмъ позорне для тебя.

— Значитъ, ты все время лгалъ, — бросила она вскользь, не желая принимать на свой счетъ слово "позоръ".

— Да, съ начала и до конца. Но я не хотлъ огорчать твою мать и позорить тебя. Ты понимаешь меня?

— Да, понимаю. Вотъ себя только я не понимаю.

— Я бы помогъ теб въ этомъ, если бы ты, разсказала мн свое прошлое.

— Прошлое? Что ты имешь въ виду?

— У тебя есть прошлое. Я всегда это думалъ.

— Ты позволяешь себ инсинуаціи...

— Впрочемъ, меня мало занимаетъ, кто ты или чмъ ты была... Однако, я долженъ съ тобой проститься, — сказалъ вдругъ Боргъ, увидвъ поднимающаго на пригорокъ канонира. — Онъ меня долженъ доставить на корветъ.

— Не уходи отъ меня, — просила двушка, схватывая его за руку и заглядывая ему въ глаза умоляющимъ взоромъ. — Не уходи отъ меня, иначе я не знаю, что сдлаю.

— Къ чему намъ еще мучить другъ друга, если необходимо разстаться?

— Мы не будемъ больше. Посиди сегодня вечеръ у меня и поговоримъ, прежде чмъ расходиться. Я разскажу теб все, что ты хочешь, и ты обо мн будешь думать иначе.

Изъ ея объясненій Боргъ думалъ узнать все и теперь былъ убжденъ, что онъ уже избжалъ несчастья связать свою жизнь съ любовницей одного человка или нсколькихъ. Его ршеніе было готово: онъ подошелъ къ окну и сказалъ канониру, что онъ позже прідетъ на своей лодк.

Сдлавъ это, онъ слъ на диванъ и приготовился слушать.

Однако, двушка, успокоившись, съежилась вся и стала такъ скупа на слова, что вскор наступило полное молчаніе. Имъ нечего было говорить другъ другу, и страхъ новой бури создавалъ такое угнетенное настроеніе, что скоро обоимъ стало скучно.

Инспекторъ началъ перебирать книги, лежавшія у нея на стол. Ему попалась одна книга, на которой была написана фамилія ассистента.

— Ахъ, это, кажется, исторія молодой женщины. Ты уже ее прочла? — спросилъ онъ.