На школьном дворе
Шрифт:
– Хотели проверить, потому что эта гражданка показалась подозрительной, сказала она. – Все чего-то расспрашивает, расспрашивает, а кто она сама такая, толком не говорит.
– Неправда! – возразила Инна. – Я сказала, что я знакомая Бурундука.
Тут Ленька даже немножко обнаглел.
– Вот интересненько, – обратился он к Инне, – почему вы прилетели к Даниле Акимовичу, а сами даже не знали, что его в городе нет?
– Это не твое дело, – процедила сквозь зубы Инна, а дежурный спросил:
– Ну, а Чебоксаров здесь при чем?
– А он... он помог нам, чтобы... вот... проверить, – неуверенно сказала Луиза.
Старик и женщина негромко засмеялись. Усмехнулся и дежурный:
– Да-а! Врать вы еще не научились.
– Не научились, молоды еще, – подтвердил старик.
– А Леньку-то родители и не научат, – сказала женщина, – я знаю их, сколько лет из окна в окно живем.
Дежурный сказал Хмелеву с Луизой:
– Пока мы ваши фамилии запишем, а потом родителей вызовем. – Он записал имена и фамилии ребят и велел им идти домой.
Прямо от комнаты дежурного шел длинный коридор с рядами дверей, а буквально в двух метрах налево был еще один совсем короткий коридорчик. Он вел к выходу на улицу. Ленька и Луиза свернули в него и остановились за углом. Отсюда было слышно все, что говорилось в дежурной.
Инна давала показания медленно. Дежурный повторял каждую ее фразу, потом умолкал, как видно записывая, затем говорил:
– Так! Продолжайте.
Это повторилось с женщиной и со стариком. Наконец дошла очередь до Чебоксарова.
– Ну, а ты что скажешь? – спросил его дежурный.
– А что мне говорить? Как ребята сказали, так все и было.
– Так. Запишем, значит: "Забрался через окно в комнату гражданки Шапошниковой и открыл ее сумочку с целью проверить документы". Так?
– Ну, так.
– Добавить нечего?
– Добавить нечего, – угрюмо ответил Юра. Он понимал, что ему все равно не поверят.
– Нам можно идти? – спросила Инна. – Минутку, товарищ Шапошникова. Дежурный обратился к Юре: – Вот тут распишись. – Он помолчал, как видно, пока Чебоксаров расписывался, и заговорил снова: – Вот так! Раньше мы тебя только задерживали в детской комнате, а теперь тебе придется погостить у нас. Поживешь денечка три, а там – как прокурор решит. Путин, проводи его.
И Луиза с Леней увидели, как по коридору прошел Юра, а за ним милиционер. Ребят Чебоксаров не заметил.
– Пошли! – сказал Хмелев. – А то сейчас эта выйдет.
Очнувшись на улице, ребята зашагали в сторону своей Луговой. Они говорили вполголоса, хотя и знали, что никто их не подслушивает.
– Слышал, как дежурный сказал: "Погостишь денечка три, а там – как прокурор решит"?
– Юрку судить, наверно, будут, – отозвался Хмелев. – За эту... за квартирную кражу.
– А что с Акимычем будет? Ты понимаешь, что теперь с Акимычем будет?! заговорила Луиза, еще больше понизив голос. – Ведь она же его в газете опозорит! Может быть, на всю жизнь! – Несколько секунд Луиза помолчала угрюмо и добавила: – Теперь нам не видать Акимыча: его из школы прогонят, и он уедет к сестре. Без всяких там невест.
Ленька не удержался, чтобы не съязвить:
– Вот тебе твоя "святая ложь"! Луиза вскипела:
– Ну, что ты пристал ко мне: "святая ложь, святая ложь"! Все мы дураки кругом, а ты, думаешь, умнее всех? Ты не только дурак, но еще и трус: побоялся сам в сумочку заглянуть, и теперь из-за тебя Юрка за решеткой сидит.
От таких упреков Хмелев побледнел, а шагавшая рядом Луиза, наоборот, раскраснелась.
– Ты вот лучше думай, как распутать всю эту чепуху: и Юрку спасти, и Акимыча выручить.
После этого они шли молча очень долго, потому что оба думали. Но вот Луиза остановилась.
– Надо, значит, так: собрать ребят, которые все это заварили, прийти к "этой самой" вроде как делегацией и объяснить: так, мол, и так – ошибка получилась.
– Ага! А куда ты Чебоксарова денешь? Кто поверит, что он из любопытства полез?! Так что давай придумай что-нибудь еще.
– И ты думай.
Они опять молча зашагали, и вдруг Ленька сказал:
– К Акимычу надо ехать.
– Куда?
– Сама знаешь, что у них базовый лагерь там, где Луканиха в Иленгу впадает. Мы уже и так сколько дров наломали и можем еще хуже наломать. А вот Акимыч, если ему все рассказать, он что-нибудь придумает, как эту кашу расхлебать.
– Это верно, – задумчиво согласилась Луиза. Потом помолчала и вдруг оживилась: – И знаешь, если корреспондентка только взглянет на Акимыча, она сразу поймет, что это за человек. Значит, поедешь?
– Поеду. Если ты со мной поедешь. Луиза приуныла.
– А ты что, один боишься?
– Да, вот боюсь, – с вызовом ответил Ленька. – Пятьдесят километров вверх по Иленге, думаешь – шутка. И еще движок у нашей лодки старенький, папа все собирался его перебрать, да так и не перебрал. Что я буду делать один, если движок забарахлит, да еще ночью?! Да еще на такой реке! Скорость течения семь или восемь километров! А я по этим движкам не очень-то специалист.
– Ладно. А как я тебе помогу?
– Ну, ты вроде как за матроса будешь... В случае чего, подгребешь маленько, пока я движок налаживать буду. И потом... и потом, ну Лиз!.. Ну, я признаю: ведь страшно там ночью одному!
Луиза сказала, что родители очень волноваться будут. Ленька ответил, что им записку надо оставить, чтобы не волновались. Луиза вздохнула.
– Попадет мне за это. Ох, попадет!..
– А меня, думаешь, мороженым угостят?
– Ладно. Что брать с собой?
– Теплые вещи и еды дня на два. Мало ли что в дороге случится.
В общем, когда заговорщики пришли домой, подробный план побега был ими разработан.
Глава 24
Луговая улица спускалась к галечному пляжу довольно круто, но не настолько, чтобы на нее с берега не мог подняться грузовик или телега с напиленными на дрова плахами. Слева от Луговой берег выступал в реку, это ослабляло силу течения, и здесь, под самыми окнами дома Мокеевых, разместилась маленькая гавань. У деревянных мостков, служивших своего рода пирсами, покачивалось больше десятка лодок, прикованных цепями к толстым железным стержням, глубоко вколоченным в грунт. Среди них была и лодка Хмелева со старым стационарным мотором.