На скамейке возле Нотр-Дам
Шрифт:
– Мама! – закричала я и побежала в кухню.
– Что случилось? – Мать повернулась ко мне с испуганным видом. Неужели она так за меня переживает?
– Ничего не случилось. Я нашла в столе свои старые фотографии….
– Что ж ты так кричишь!
Я ее обняла.
– Посмотри. Лагерь ведь заводской. Ты случайно не знаешь этого мальчика?
Она вытерла руки и надела очки. Ей даже не пришлось задумываться ни на минуту.
– Естественно, знаю. Это же Мишенька, сын Анатолия Генриховича, инженера из пятого цеха. После того как его родители погибли, он жил у нас на предприятии как сын полка. Потом уж за ним приехали его родственники из Германии и увезли его.
– А что случилось с его родителями? – спросила я.
– Они на машине разбились. Как раз тогда, когда ехали к нему в лагерь. – Мама еще задержалась взглядом. – Видишь, какой он еще здесь веселый. Еще не знает, что его ждет. Хорошие они были люди. Друг друга любили сильно. Ездили всегда и везде вместе. Вместе и разбились. Весь наш завод тогда плакал на похоронах.
– А почему ты вдруг про него спросила?
Я уже совсем было собралась сказать, что мир до невероятности, до фантастичности тесен и что ребенка вот этого Мишеньки я сейчас ношу в своем животе. Но все-таки я не решилась.
Свадьба была назначена на последний день сентября.
На вопрос, когда приедет Серж, Валерий так и не смог ответить Лене прямо. Из его полунамеков Лена сделала совершенно неправильный вывод. Она подумала, что у Валли какая-то проблема с выездом и он не сможет приехать заранее, но обязательно должен прилететь накануне бракосочетания.
Ожидание и надежда на то, что скоро она увидит любимого, сделали ее вновь красивой, но другой, не прежней красотой. В манерах у Лены стало появляться что-то несдержанное, порой даже резкое, но это компенсировалось ярким, почти лихорадочным блеском глаз, таинственной полуулыбкой и временами некоторой рассеянностью, ранее Лене совсем неприсущей. Валерий, призвав себя мириться со всем, что было в Лене, относил все эти изменения в ней к страху таких резких перемен в жизни.
Итак, до свадьбы оставался один день. Лена почему-то была уверена, что Мари и Серж прилетят вместе, одним самолетом. Как она полагала, Маша должна была в Москве поселиться у родственников, но для Сержа Лена хотела забронировать номер в гостинице. Она решила поездить по гостиницам сама, выбирая наиболее приемлемый вариант, но Валерий не без труда уговорил ее заниматься своими делами. Таким образом, ему снова пришлось сделать вид, что все подготовлено к приезду французского гостя, что все в порядке. Это еще более укрепило Лену в ее ожидании.
В хлопотах время приближалось быстро. Лена и ее мама постарались на славу. Было куплено замечательно простое и очень элегантное платье, вся красота которого заключалась в кружевной ткани, которая не требовала никакой отделки, кроме того, что ее нужно было посадить на чехол. Очень к этой ткани подошла и фата – пышная и короткая, в три ряда. Она крепилась к маленькой шляпке таким образом, что напоминала шляпку наездницы на скачках в Англии и совершенно не скрывала платье, а наоборот, подчеркивала его элегантный простой покрой. Не буду описывать букеты, прическу и туфли – все было подобрано с большим вкусом. Наконец настал ожидаемый день. Родители Валерия вместе с маленьким Димкой прибыли поездом накануне. Встречать Сержа и Машу Лена поехала в аэропорт вместе с женихом. Неизвестно, чего она ожидала больше: самого торжества свадьбы или этой встречи в аэропорту. Поскольку никто, кроме нее, ее матери и меня, с которой она все-таки изредка делилась своими переживаниями, не догадывался об истинной подоплеке этой поездки, никто и не понимал ее до невозможности взвинченного состояния, не придавал значения переменам в ее лице, то вдруг внезапно бледнеющем, то непонятно отчего покрывающемся багрянцем.
Странная решимость Лены выйти замуж, теперь граничащая с навязчивой идеей, казалась ее матери безумной. Но… раз все уже было затеяно и приготовлено, как всякая мать, она теперь уже боялась внезапной перемены этого решения.
На вопросы Лена в эти дни не отвечала, разговаривала часто неохотно и через каждые два слова ссылалась на то, что у нее сильно болит голова.
В день прилета Мари Валерий, тоже волнующийся и тоже скрывающий это от Лены, приехал за ней заранее. Он был уже мало похож на того властного человека, который чуть не пинками подгонял ее во время сборов в Блуа.
– Если Маша выйдет в зал ожидания до нашего приезда, она позвонит, – сказала Лена. – К тому же Машу ведь будут встречать ее родственники. Мы с тобой едем, потому что одновременно прилетает и Серж.
Валерий спрятал от нее глаза.
– Может быть, Машины родственники и не приедут. Они со мной вчера как-то странно разговаривали…
Это была еще одна ложь с его стороны. Ему очень хотелось самому встретить Машу. Тон его был таким категоричным, что никто из теток не решился ему возразить.
Как назло, на дороге опять были пробки. Валерий и Лена прибыли в тот момент, когда самолет из Парижа должен был уже приземлиться. Лена чуть не умерла в дороге от волнения. Они с Валерием прошли в зал для встречающих, встали поближе к двери, из-за которой появлялись прилетевшие пассажиры. Голова у Лены горела, руки были холодны, как лед.
«Неужели я сейчас увижу его? – замирало от одной этой мысли ее сердце. – Наверное, он привезет мне букет. Я буду хранить эти цветы всю оставшуюся жизнь!»
– Вон идет Маша! – радостный возглас Валерия заставил ее посмотреть в направление его руки. Машу невозможно было не заметить – она снова шла как настоящая француженка, как знаменитость, как кинозвезда. На ней были голубые, расклешенные от колена джинсы, туфли на высокой платформе, делавшие ее стройнее, шерстяной серенький свитерок и бежевая курточка с множеством изящных замочков. Волосы ее были небрежно распущены по плечам. Две, одинаковой модели, сумки она везла с собой. В одной из них прекрасно спала Лулу. Валерий, как ни старался, не мог отвести от нее восхищенного взгляда. Прошло уже неколько недель со времени его стояния в темном дворе перед собственным домом, и он перестал видеть в Маше и умершей жене одно лицо. И как это ни было печально, видел теперь ясно одну только Машу.
– Я к ней подойду. Кричать неудобно.
Лена его не расслышала. Не отрывая взгляда, она смотрела в проем пластиковой двери, из которой появлялись все новые пассажиры. У Лены до сих пор не возникло ни малейшего сомнения в том, что Серж обязательно приедет.
Он же очень вежливый, поэтому никого не расталкивает, не спешит, идет позади всех, – уговаривала она себя. Ей хотелось подбежать к этой противной пластиковой двери, скрывающей от нее любимого, чтобы самой протолкнуться, подбежать, помочь и, конечно, пока никто не видит, хоть на мгновение к нему прикоснуться.