На скамейке возле Нотр-Дам
Шрифт:
Спустившись к дежурной – та уже спала на узеньком топчанчике за раздолбанной дверью, он попросил разрешения позвонить с городского. Телефонный аппарт в гостинице был ужасно старый, красный, чешского производства, советских еще времен. Диск при наборе иногда заедал, и Валерий подталкивал его пальцем.
Вдруг в аппаратике что-то щелкнуло – без звонков, и мягкий женский голос (он показался ему слишким низким, но все-таки он сразу узнал в нем Мари) тут же, не спрашивая, не говоря «алло?», произнес его имя.
Он так обрадовался, услышав ее, что первое время не мог ничего сказать.
– Валерий, я просто хотела узнать, что вы живы. Я не ошиблась? Вы – там ?
– Нет, я в России, Мари. Вы не волнуйтесь, здесь безопасно…
– Но вы летаете туда ? – Звонок застал Мари в момент, когда она вдруг решила вымыть Лулу в тазике. Собака, вопользовавшись передышкой, выскочила из рук и побежала прочь, оставляя повсюду грязные брызги и следы мокрых лап.
– Сейчас – нет, сейчас ночь, – с идиотской улыбкой сказал Валерий. – Но это вообще все неважно.
– А что важно? – вдруг спросила Мари, прислоняясь к косяку.
– Маша, я вас люблю.
Потом Мари сказала:
– Я тоже…
Валерий и сам не понимал, как у него вырвались эти слова.
– Маша, вы не волнуйтесь, я просто люблю вас, и… все. Я вас вспоминаю, я думаю о вас… – Она все молчала. – Вы такая красивая. Вы необыкновеная, Маша…
Она вдруг спросила:
– Как Лена?
И связь прервалась. Он не услышал ее последние слова и вдруг решил, что она положила трубку. В этом было, как он подумал, что-то правильное. Ведь сейчас отсюда, да и вообще ниоткуда, он больше не мог ничего сделать, кроме того, что завтра вылететь на своем самолете и дать своим друзьям расколошматить ракетные установки противника, чтобы они не били по территории Осетии. Это была, в общем, простая, но вместе с тем страшно сложная задача. Эта задача была напрямую связана с жизнью и смертью, но он сейчас не думал ни о жизни, ни о смерти. Он радостно улыбнулся куда-то в пространство и с легким сердцем лег спать.
Через мгновение он уже засыпал, как вдруг снова резко, настойчиво зазвонил его телефон. Сквозь сон подумал: «Только бы это была не Лена!» Он сонно взглянул на номер звонившего и вскочил. Это Мари перезванивала ему!
У него пересохли от волнения губы.
– Да, Маша?
И услышал:
– Молчите! Молчите и не прерывайте! – Он и молчал, и даже сама тишина в телефоне была для него радостной.
– Послушайте, Валерий, я много думала о нашем последнем разговоре с вами. И о том разговоре, что был в Люксембургском саду…
Он затаил дыхание.
– Так вот, сейчас все это неважно, что вы тогда говорили, все это были слова, одни слова. А сейчас самое главное – это дело, ваше дело. Оно сейчас главнее всего – для вас, для меня, для Лены, для вашего сына, для всех ваших близких людей… Надо, чтобы вы вернулись…. – Он понял, что она очень волнуется. – Я хочу, чтобы вы вернулись, чтобы весь этот ужас закончился как можно скорее. И чтобы те, кто вас любят, смогли вас обнять…
Он даже задохнулся от слов Мари, он ждал их от Лены, но не Лена их произнесла. Хотя он не сомневался, что и Лена желала ему того же. Он только и смог, что пробормотать в ответ:
– Спасибо, Мари.
Она добавила:
– И удачи! Желаю удачи! – Она нажала на кнопку отбоя и выключила телефон, чтобы нельзя было больше перезвонить. Она сказала все, что хотела, она согнала с постели Лулу, вытерла ее досуха и легла с ней спать. И все они трое – и Лена, и Мари, и Валерий – спали на разных участках земли, но перед сном все думали об одном и том же.
Часть последняя В воздухе
Сергея Павлова, своего друга по училищу и первым годам службы, Валерий узнал не сразу. Основательной была внешняя разница между двадцатидвухлетним лейтенантом и этим, полноватым уже и спереди лысеющим дядькой, немного вразвалочку вышедшим из служебного автобуса. Павлов привез на аэродром двух таких же молоденьких лейтенантиков, какими они были сами с Валерием лет восемнадцать назад.
– Серега! Не узнаешь? – Валерий вышел из тени единственного, росшего неподалеку от крыльца карагача. На вытоптанной под его ветвями площадке рыжий котенок играл с кусочком целлофана от смятой сигаретной пачки.
– Старый бродяга! – сказал Серега, посмотрев на него. Они обнялись.
Они не успели даже поговорить. Их ждали. Командир зачитал план и цели работы. Стали расходиться.
– Твой номер какой? – переспросил, перед тем как уйти к своему самолету, Серега.
– Семьсот тридцать первый, склеротик! Не перепутай! – шлепнул Валерий его по плечу, повторяя, как пароль, старую, хорошо им обоим известную шутку. В молодости перед вылетами они по-разному меняли старый анекдот о том, как однажды американский летчик в полете перепутал позывные и вместо имени своей жены все время повторял имя любовницы. В результате залетел куда-то не туда. Точное окончание этого анекдота уже затерялось в годах, но намек на шутку про позывные по-прежнему повторяли все новые поколения наших летчиков.
– Я – впереди! – ухмыльнулся Серега. – Семьсот тридцатый.
– Тот, кто раньше встает, тот всегда впереди! – ответил Валерий, намекая на то, что в те счастливые годы, когда они жили с Серегой в одном общежитии, он, Валерий, любил всегда подольше поспать, а рано встававший Серега с утра отправлялся в магазин за картошкой и сосисками к обеду. – У тебя квартира-то в Липецке есть?
– А как же. Трехкомнатная, правда, комнаты смежные, – почесал лоб Серега. – А у тебя?
– Не-а.
– Ну, ладно, давай. – Они перемигнулись и разошлись по своим машинам. Еще одна пара самолетов уже выруливала на взлет. Бледное от жары небо рассветно светлело над ними. Шум запущенных двигателей перекрывал все другие шумы, и солдатику, дежурившему на проходной (уже другому, не вчерашнему, сменившемуся утром), со своего поста было видно, как котенок, бросивший играть со своей бумажкой, мяукая, тревожно раскрывает рот. Но мяуканья котенка было не слышно.
Звено из четырех самолетов взяло курс на юго-запад. Сейчас эти две боевые пары летели на небольшой высоте – намного меньшей, чем та, на которой летят пассажирские борта. В стороне под ними лежали горные хребты, от них по равнине змейками извивались реки. Границу они узнали по изменению местности. Крошечные селения кое-где были целы, а больше горели. В небольших городках, карабкавшихся по предгорьям, были разрушены многие дома. Дым пожарищ стлался по земле, летчикам были видны даже скопления людей, разрушенные дома, перевернутые машины, поваленные линии электропередач.
Связь была общей между всеми самолетами. Серега и двое молодых, из тех, что он привез из испытательного Центра, образовывали две пары «двадцать пятых». Четвертым у них был местный, уже обстрелянный капитан. Самолеты распределились – ведущий и ведомый. Тот, кто летел выше, должен был прикрывать нижнего. Валерий летел выше всех. Его задача была контролировать и прикрывать наших. И только его самолет был оборудован специально и спешно установленной станцией помех, которая делала его относительно неуязвимым. Задача была нанести удар по вражеской технике и особенно раздолбать «Букашку». Но если колонна идущей техники с воздуха была хорошо видна, то «Букашку» – зенитно-ракетный комплекс «Бук» – желательно было обнаружить до того, как она начнет пулять по ним ракетами.
Вот они увидели внизу мост. К нему со стороны Грузии подтягивалась колонна бронетехники. Тяжелые машины, груженные спецснарядами, ползли по нему, как беременные зеленые самки жуков. И можно было себе представить, что, если бы огромная подошва какого-нибудь бога случайно наступила на них, из их раздутых боков брызнул бы сок – ядовитый сок – обжигающий, огненный, смертоносный. Эти жуки сейчас собирались переползти по мосту в город и разнести в осколки и пыль не только Цхинвал, который сегодня являлся их основной целью, но искорежить и разорвать и камни, и землю, и деревья, и само небо, из которых, собственно, и составлялась маленькая страна под названием Осетия.
В наушниках Валерия раздался молодой, чуть охрипший голос липецкого лейтенанта, Суслика, как мысленно назвал его про себя Валерий за вытянутую голову с толстенькими по-детски еще щеками, которую тот быстро и мелко поворачивал, осматриваясь по сторонам. Суслик в своей паре летел первым. Это был его первый неучебный бой.
– Семьсот тридцать первый! Семьсот двадцать седьмой! – вызывал он Валерия и своего ведомого – местного капитана. – Я – семь два восемь. Справа тридцать, удаление десять, вижу колонну! Готовлюсь атаковать!
Валерий прекрасно помнил его – веснушчатого, голубоглазого. Они встретились сегодня утром около КПП, в первый раз в жизни. Так и подумалось, что сейчас Суслик быстро наклонится к земле, на которой тогда стоял, сорвет с нее травинку и будет ее быстро-быстро жевать, тревожно и с любопытством оглядываясь по сторонам.
Валерий услышал голос капитана. Ведомый говорил ведущему:
– Я – семьсот двадцать седьмой. Прикрываю тебя, семь два восемь. Атакуй!
Валерий на своем самолете подошел к ним чуть ближе:
– Я – семьсот тридцать первый. Вижу вас хорошо. Семь два восемь! Можно атаковать!
Он сразу же увидел, как «Су-25» поднырнул в воздухе, напоминая хищную птицу, охотящуюся за рыбой, и быстро снова поднялся вверх. Капитан ведомым шел следом над ним. И он видел, как внизу под его ведущим разлетелись в клочья машины, земля и камни. Ведомый и ведущий уже поднялись и отошли за то короткое время, пока земля, взбаламученная взрывной волной, снова осела. Суслик и капитан ушли на разворот. Тут же их место заняла вторая пара.
– Я – семьсот двадцать шестой! Атакую! – прозвучал в наушниках Валерия голос лейтенанта из второй пары. Этот парень запомнился ему не так ясно, как Суслик.
– Давай! – крикнул ему Валерий. Азарт войны уже пьянил ему кровь. Колонна зеленых самок остановилась, и алчные жерла пушек – толстые усики – задрались в небо, и чьи-то глаза нашаривали в прицелы летящие самолеты. Серега, ведомый нового лейтенанта, прикрывал его сверху. Валерий вдруг вспомнил Серегину жену – маленькую женщину с ямочками на щеках.
726-й пролетел над зелеными самками и выпустил серию бомб.
– Рано! – с досадой крикнул в микрофон Серега.
– Промазал! – отчаянно крикнул и молоденький лейтенант. Он увидел и сам, что ни одна из машин внизу не загорелась. Наверное, от волнения он прежде времени нажал на кнопку бомбометателя. Бомбы легли, не дойдя до машин, разрушив дорогу.
«Черт, мазанул, – подумал Валерий. – Сейчас начнут палить по нам».
– Я сейчас снова зайду! – закричал лейтенант в запале.
– Парень, уйди! – услышал Валерий голос Сереги. – Семь тридцать один! Атаковать буду я!
– Серега, смотрю за тобой! – обрадовался Валерий. – Работай ракетами!
Серега ушел на боевой разворот. Вдруг заработала станция помех – замигало, предупреждая об опасности, табло контроля излучения ЗРК.
– Внимание! По нам работает зенитно-ракетный комплекс! – Внизу, выпуская снопы огня, выстреливались ракеты.
– Серега, ловушки! Отстреливай ловушки! – крикнул Валерий и включил на защиту собственные помехи. След Серегиного самолета осветился серебристым хвостом кометы – мелкие кусочки металлической фольги должны были увести от него ракету в сторону.
– Семьсот тридцать первый! Я пошел! – Серегин самолет резко пошел вниз в атаку. – Пускаю ракеты!
С огромной скоростью от самолета отделились две молнии и ушли вниз. Вспыхнули два взрыва.
– Цели поражены! – Когда курсантами они пускали ракеты на тренажере, Серега, поразив виртуальные цели, делал очень томное лицо.
– Отлично, Серега! – И тут Валерий увидел, как со стороны гор к Серегиному самолету несется со страшной скоростью огромный пылающий снаряд. Вот, значит, сволочи, откуда они стрельнули из «Бука».
– Серега, Труба! – заорал он. Труба – это было условное слово, еще с чеченской войны. Оно предупреждало летчиков об опасности.
Он разом представил, как Сережин самолет и эта чертова Труба сейчас соединятся здесь в небе в одной моментальной огненной вспышке, Сереги не будет больше нигде…
– Серега, вни-и-из! – заорал Валерий. И матерясь трехэтажным матом, забрал этот чертов снаряд в свой прицел и всем своим телом, душой и памятью и чем-то еще, чему пока не придумали названия, пустил навстречу свою ракету. И было ему наплевать в это время на осетин, на грузин, на американцев и на всех остальных, интригами которых он очутился сейчас в этом небе. И только Серега, его старый друг, должен был обязательно выжить сейчас. Выжить, а может быть, и погибнуть.
Валерий почувствовал, как вздрогнул его самолет, – это отделились ракеты от корпуса, и резко поднял машину. И он не увидел, как Серегин «Су-25» с красными звездами на серебристых плоскостях ушел в крутое пике, а огненная огромная комета вспыхнула и разорвалась, опаляя и пачкая копотью воздух.
Валерий сделал разворот и хищной акулой помчался к горам.
– Работаю ракетами! – крикнул в эфир. Корпус вздрогнул опять. В горах среди леса раздался взрыв. Намеченная точка всколыхнулась и разлетелась блестящей вспышкой. Его самолет ушел и развернулся снова, чтобы ударить по «Буку» теперь еще и с другой стороны.
– За Серегу вам, сволочи!
– Бродяга, ну, хватит! Им и так уж пипец, – услышал он в наушниках Серегин голос.
– Семьсот тридцатый! Ты цел, мать твою! – только и смог произнести Валерий.
– Страшно было, однако! – ухмыльнулся Серега ему в ответ.
От колонны техники оставались еще несколько машин, но там внизу сейчас они уже молчали.
– Семьсот двадцать шестой! Докончи работу! – сказал Валерий промазавшему лейтенанту. Тот выполнил свое дело, а Суслик вдобавок еще добомбил и мост, чтобы эта дорога противнику хотя бы в ближайшее время была недоступна.
– Ну, все! По домам!
Самолеты звеном поднялись высоко и в небе опять сошлись в боевом строю. Конечно, это был еще не парад, но уже и не авиашоу. И надо было видеть, как они возвращались! Всякому было бы любо-дорого посмотреть.Старики приехали за Димкой быстро: спустя четыре дня. Они не стали говорить об этом Валерию – решили сами. Невестке в подарок привезли корзину необыкновенных вкусных яблок и четыре банки разного варенья, а Лениной маме – связанный из нежнейшего козьего пуха ажурный платок – самую настоящую оренбургскую «паутинку». Лена показалась старикам слишком молодой, слишком тонкой, слишком «городской» штучкой. Они были вежливы и внешне сердечны с ней, несмотря на пробегавшее между всеми внутреннее напряжение. А ведь Лена перед их приездом договорилась на работе о продлении себе отпуска и освободившиеся дни потратила на то, чтобы записать ребенка в школу, купить ему школьную форму, тетради, учебники, в общем, что нужно.