На стихи не навесишь замки
Шрифт:
белыми губами шептала:
– Как больно, будто мама в детстве побила.
– А мать тебя также любила?
Пускай все думают,
что я умерла, неважно,
потому что кораблик бумажный
запускается молча.
Где те волки,
что перегрызли мне горло?
Я не смолкла,
мой голос – мои же руки,
которые пишут и пишут без скуки
эволюцию
Я б помирила полмира
своею бравадой.
Ах, о чем вы, о смерти?
Не надо.
Люблю я Ивана иль нет (гадаю)?
А сама на сносях и не знаю:
замуж ходить или нет?
И никто ведь не плюнет во след!
Вот если бы поплевали,
то сразу б мы поскакали
венчаться в сельский совет.
Так люблю я Ивашу иль нет?
Говорят, нынче модно одной.
Но ходит Иван холостой,
а значит, жених завидный,
и будет мне очень обидно,
если он женится на другой.
Тьфу, с ума меня свёл, дурной!
Эти мальчики, смотрящие устало
на мои молчащие уста.
Я сегодня что-то не сказала?
Я наверно, очень молода!
Эти мальчики, смотрящие устало
на неповторимое чело.
Я всегда глядела, вроде, прямо.
А намедни просто понесло!
Эти мальчики. Нет, вас я не забуду!
Каждого в уме переберу.
И назло судьбе сильнее буду,
потому что мимо них пройду.
Мне никак не давалось счастье,
я искала его, но «здрасьте»
говорили какие-то люди.
Вечность этих людей забудет
и выстроит новое племя!
Я везде искала и бремя,
но никому нет дела
умерла я или сгорела.
А я всё поисках билась:
на небе я или влюбилась?
«На небе, на небе счастье!»
Я и туда со стихами. Здрасьте!
Я победительница траурных шествий,
мой ласковый, ласковый бред
никогда не жил без последствий.
Что ты ел, сынок, на обед?
А я короля и капусту,
попа и церковный шпиль
и даже тролля за печкой
(чем мне он не угодил?)
Я зареклась бороться
и уходила в тень.
Но эти шествия траура
зовут меня по сей день.
Красавица и чудовище вместе не будут —
помечтают друг о друге и быстро забудут:
она не шлюха, он не герой,
им вместе не быть. С собой
унесёт он обиду.
Она облегчённо вздохнёт и виду
не подаст, что когда-то вздыхала,
ведь героев на свете немало,
и каждый из них сидит в клетке.
Ты тоже взаперти, детка.
А чудовища прут по воле!
Они лишь зло и не боле.
Позавидовала я смертушке,
смертушке-коловертушке.
Села, дни свои посчитала:
да зачем я деток нарожала?
А за детками внуки пойдут —
умереть мне вовсе не дадут:
внуки правнуками завалят.
А снег всё валит и валит.
Я б до смертушки побежала,
но чего-то вдруг захворала:
захворала, лежу – не бежится.
Сильно смерть на меня матерится?
Много ль нам, женщинам, надо?
Холодный букет из сада,
тёплое прикосновение,
весеннее настроение!
И миллион улыбок,
немножко женских ошибок,
целую кучу прощений
да солнечных стихотворений
от заезжих поэтов
и приветов, приветов, приветов!
А ещё нам, женщинам, надо
Весь мир зачем-то в награду!
Нет на свете господина
(говорила людям Инна),
нет на свете госпожи!
«Ты об этом не пиши!»
Не пишу, не пишу, не писала б,
если б сердце мое не страдало,
если б не было голода на свете,
если б все здоровы были дети.
Не пишу, не писала, не буду,
и о вас, люди добрые, забуду!
«Напиши нам, девчонка, письмо:
как живёшь, какое бытьё,
в каких городах побывала?»
Нет, писем писать я не стала.
И вглядываясь в наши лица:
ну, кто тут сумел не спиться,
кто живой тут остался,
в тёмных краях не сдался?
В фото глядим друг на друга,
понимая, жизнь – это мука!
Я скоро стану звездой,