На стороне мертвецов
Шрифт:
— Мне не известно ни о каких… правах! — нагибая голову, точно готовая бодаться коза, упрямо объявила она и даже слегка присела, будто готова была раскорячиться поперек лестницы, но не допустить их внутрь.
— Я вам только что сообщил! — голос у Мити зазвенел, он с ужасом понял, что еще чуть-чуть, и просто сорвется, даст мальчишеского петуха.
— Неужто ты думаешь, я стану менять решение… из-за твоих слов? — ударила тетушка… и улыбнулась уже с откровенным торжеством.
Мите показалось, что его шарахнули тяжелым по голове. Отец. Принявший клятву дружинника и давший
«Вы слыхали? Этот полицейский, что осмелился обвинить великого князя в воровстве — вовсе честь потерял! Отказал в ночлеге человеку, давшему ему дружинную клятву!
«Ах, не смешите! Какая честь у подобных господ, откуда?»
И лицо слышащей всё это бабушки-княгини каменеет.
И кому потом объяснишь, что это все тетушка? Та, которая из Ярославля.
Митя понял, что сейчас убьет эту женщину, походя и небрежно втаптывающую их с отцом честь в грязь. Убьет особенно страшно за то, что в ее жилах течет общая с ними кровь.
Митя медленно-медленно поднял глаза. Его сердце колотилось судорожно и рвано: тыдых-тыдых-тыдых! И словно подстраиваясь в такт, мелко и часто забилась жилка под воротом теткиного платья. Митя не видел ее, но чуял биение, нервный, обреченный ток крови: сама тетка еще ничего не понимала, но кровь… ее кровь… Ведь это так легко! Шаг… Две ступеньки. Удар собранными щепотью пальцами, вминающими ткань платья в ключичную ямку. И легко, как нитку — дзанг! Перервать артерию. Фонтан крови, бьющий в потолок, разукрашивающий алыми узорами стены и лестницу. Тетушка еще успеет понять — быстро, в одно мгновение. Возможно, не успеет поверить. И завалится на спину, как опрокинутая кукла — багряной дорожкой кровавый поток потечет со ступени на ступень…
А стены с потолком потом и побелить можно.
— Митя! Митя! — сквозь гул в ушах до него донесся крик и его схватили за плечо.
Митя вздрогнул, споткнулся о нижнюю ступеньку, вдруг поняв, что стоит уже у самой лестницы, и обернулся. Меж пляшущих в глазах кровавых колес с трудом разглядев белое, как мел, лицо Свенельда Карловича.
— Митя… Не надо. — почти прошептал управляющий, с откровенным ужасом вглядываясь Мите в лицо. И что он там такого увидел?
— Что — не надо? — голосом тяжелым и гулким, будто не своим, переспросил Митя.
— Ничего не надо. Что бы вы не хотели сделать… или сказать… Я… вовсе не собираюсь оскорбляться этим… явным недоразумением…
Словно сквозь туман пробилась мысль: «Тетушка — недоразумение. Явное».
— Мы с Ингваром сейчас поедем, найдем Аркадия Валерьяновича…
Митя с трудом мотнул головой — его повело в сторону, так что пришлось вцепиться в перила:
— Не… сейчас. Он там… господину полицмейстеру объясняет, кто ныне в губернской полиции власть.
А тут явится его первый и единственный хирдманн… которого сестра признанного ярла не пустила в дом. Там ведь еще жандармский ротмистр. И казацкий старшина. И кровный княжич Урусов, который может оказаться на стороне отца… но после такого попрания древних обычаев и законов —
Отец, конечно, сам виноват, что выписал сюда эту… женщину-сюрприз. И до отцовской карьеры Мите дела нет. Но… даже в здешней провинции, лучше быть сыном влиятельного чиновника, чем… безгласной фигуры, которой пренебрегают собственные подчиненные. А потому… придется отца спасать! Больше-то некому. Митя слабо улыбнулся:
— Благодарю вас, Свенельд Карлович! Мы не станем беспокоить отца на службе. Мы просто все трое поедем в какой-нибудь отель, и я сниму нам номера.
Бабушкиного презента должно хватить. Денег на жилеты было безумно жаль, но иного выхода нет.
— Тоже вымоюсь… Обед закажем… может, даже выспимся. И уж тогда пошлем нарочного к отцу. — и мстительно повторил за тетушкой. — Но если он будет поздно, то лучше завтра… — и направился к дверям.
— Дмитрий! Какой еще отель! Немедленно вернись! — вскричала тетушка. — Антипка! Держи его!
Митя вздрогнул. Он с трудом удержался, чтоб не убить ее… а она ведь дама и родственница. Если дурак-сторож хоть руку в его сторону протянет… Митя почувствовал, как пальцы дернулись, как от перунова удара, и скорчились наподобие когтей. Почти ощутил лопающиеся под ногтями глазные яблоки сторожа…
— Барыня, да как я задержу? Их же, вона, двое… трое… И все такие здоровые!
Разумный, оказывается, мужик — сторож!
Едва не бегом Митя выскочил на улицу… Хлынувший в лицо воздух и недоумевающая физиономия Ингвара заставили его шумно перевести дух. Казавшееся непреодолимым желание убивать отползало медленно и нехотя, как приливная волна. Сверху донесся недовольный вздох… и Мите на нос спланировало маленькое черное перышко. Ах, вот как! Он зло стиснул кулаки. Не дождешься!
Спокойствие. Невозмутимость. Сдержанность. Он светский человек или пейзанин какой?
— Вы с Ингваром в одном номере предпочитаете, Свенельд Карлович, или в разных? — вопрос должен был прозвучать весело и заинтересованно и… так он и прозвучал. Никакого волнения, никаких переживаний. Хотя если Штольц выберет два — хватит ли денег?
— Дмитрий! Домой! — подхватив юбки, тетушка вихрем вылетела из дверей. — Сейчас же!
— Тетушшшшка! — прошипел Митя, стараясь аккуратно и незаметно вернуть выскочивший в ладонь нож обратно в перевязь. Наконец нож скользнул на место, и Митя задумчиво поглядел на вцепившиеся в кожаный рукав плаща сухонькие пальчики. — Вы тихо кричите, тетушка. Не всем любопытствующим слышно, как сестрица начальника губернского Департамента полиции закатывает публичный скандал. Посредине улицы. На глазах у соседей.
Пальцы еще мгновение подержались за темную кожу… и медленно разжались. Тетушка стрельнула глазами туда-сюда и невольно оправила строгий белый воротничок с острыми, как шилья, кончиками.
— Дмитрий, я требую, чтобы ты вернулся в дом! — проводя ладонями по и без того отлично выглаженной юбке, процедила она.
— Я услышал ваше требование, дорогая родственница! — почтительно ответствовал Митя… и полез в седло. В изящную игру «твои слова ничто для меня» он тоже умел играть. Получше тетушки.