На стороне мертвецов
Шрифт:
Глава 10. Семейные дела
Легко и весело Митя сбежал по ступенькам — Ингвар неохотно плелся следом. Где тут столовая? Туда, наверное? Шаги были почти не слышны на пушистой ковровой дорожке, для сохранности застеленной полотном. Он остановился у едва прикрытых дверей. Пахло не свежеиспеченными булочками, как у Шабельских, и даже не ядреными копченостями и картофелем, из которых на скорую руку сооружался завтрак в их полуразрушенном поместье. Митя мгновенно узнал этот запах: так пахла жидкая пресная размазня, которой тетушка потчевала болевшего
Ингвар сунулся к двери… Митя и сам не понял, зачем, но пальцы его намертво сомкнулись у германца на плече, удерживая на месте. Ингвар обернулся было, возмущенно пуча глаза…
— И все же, Людмила, мне бы хотелось услышать, что произошло вчера? — донесся из-за двери приглушенный голос отца.
— Совершеннейшим образом ничего! — торопливо ответила тетушка. Нервно звякнула ложечка.
— Именно поэтому Свенельд Карлович ни свет, ни заря бежит из дому, а дети не спускаются к завтраку?
Ингвар замер, не пытаясь больше освободиться.
— Сейчас Нину позову! — торопливо выпалила тетушка. — Она у меня ранняя пташка, не то что эта парочка лентяев!
Плечо Ингвара у Мити под пальцами протестующе дернулось.
— Зачем? Пусть спит пока, потом с мальчиками поест. — холодно обронил отец. — Я уверен, с Митей и Ингваром она обязательно подружится.
«Опять дружить? Теперь еще и с Ниночкой?» Рядом скривился Ингвар, и Митя впервые почувствовал, что их с германцем связывает нечто общее.
— А этот Ингвар… долго будет тут жить? — с фальшивым равнодушием поинтересовалась тетушка.
— Зависит от того, насколько сильно Штольцы оскорблены твоим приемом. — невозмутимо сообщил отец.
— О чем ты говоришь, братец? Дмитрий явился вчера с этим своим приятелем и его старшим братом…
— С моим управляющим и его младшим братом? — мягко уточнил отец.
— Но я-то не знала, что это твой управляющий, и… и… — атмосфера в столовой неуловимо изменилась, из-за двери потянуло неприятной такой, свинцовой, тяжестью. Не знал бы Митя, что отец его из мещан, мог б подумать, что там кровный Сварожич воздух сгущает до невозможности дышать. — Ты писал, конечно! — почти взвизгнула тетушка. — Но я совершенно не поняла, что эти люди и есть… а это ведь невозможно, чтоб в дом, где проживает одинокая вдова, впустить мужчин… а тебя не было… и… я попросила их подождать, пока ты не приедешь, а Дмитрий чудовищно, оскорбительно себя повел… угрожал, что уйдет из дому, если я немедленно их не приму… — ее голос становился все тише, тише и наконец смолк.
— Я ошибаюсь, или ты вовсе не в гостиной просила их подождать? — устало спросил отец. — Надо поблагодарить сына за спасение моей репутации как ярла… и просто честного человека.
— Он оскорбил меня и гулял нагишом перед горничной! А если б его увидела Ниночка? Маленькая девочка! Вечером она плакала в своей комнате, но так и не сказала мне из-за чего! Уверена, что Дмитрий ее обидел!
Ингвар обернулся и поглядел осуждающе, Митя недоуменно приподнял брови. Он уже забыл вчерашнее бурное знакомство с Ниночкой? Ингвар неожиданно смутился.
— Когда я пришел,
— В приготовленной для тебя спальне!
— Да, спальня меня удивила. Если мою занял Митька, то кому предназначалась та клетушка, что была свободна?
— Я полагаю, мальчикам в его возрасте приличествует скромность. — слегка подрагивающим голосом ответила тетушка. — Тебя родители тоже роскошью не баловали, а ты… вон какой! И в дворянство вышел, и в чинах, и…
— Спасибо на добром слове, сестра, свои достоинства я знаю. Я в детстве жил в каморке, потому что весь родительский дом был невелик, а так-то батюшка с матушкой давали нам с тобой все, что могли. Я не балую своего ребенка, но помещать сына в чулан, пока рядом пустуют отличные спальни, тоже не собираюсь. Надо еще классную комнату оборудовать и учителей Митьке нанять.
— Не балуешь… — повторила тетушка и… и с чувством выпалила. — Прости, брат, только я уж правду скажу, по-родственному — такого избалованного мальчишки как твой Дмитрий еще поискать! Не успел в дом войти, а уже требования непомерные, и ведет себя неуважительно. Ему не домашних учителей надо, а хорошее закрытое заведение, со строгими порядками. Я слыхала, здесь в Полтаве юнкерское училище имеется: так оно и дешевле выйдет, и толку больше.
Митя тихонько вздохнул: он вчера так сопротивлялся порыву убить тетушку. А ведь кровные инстинкты — они самые здоровые.
— Сестра, ты меня несколько… ошеломила. — голос отца прозвучал после долгой паузы. — Митьку — в юнкера? Полтавские… Да ему Белозерские Кадетский Корпус предлагали — отказался наотрез.
— Вот! О чем я и говорю! — с торжеством выдохнула тетушка. — Отказал благодетелям своим, которые ради него же стараются, неблагодарный мальчишка! Не то что Ниночка моя: малость любая, подарок самый скромный — хоть кружевце, хоть ленточка — а она уже рассиялась как солнышко, ручками своими обняла… такая лапушка!
Однако… Митя уставился в закрытую дверь недоуменно: там, в столовой, тетушка нахваливала дочь… будто на ярмарке продать хотела! Или… обменять? А на что? Точнее… на кого? Занятно…
— Ну ничего… в училище Дмитрия порядку научат! И как старших слушаться, и…
— Людмила! — перебил отец. — Двух месяцев не прошло, как я чуть не потерял своего единственного ребенка! И сейчас я счастлив, что он жив, здоров и со мной, и не собираюсь отсылать его в какое-то… полтавское училище!
Митя часто-часто заморгал — пыль в глаза попала, да-да, пыль! И на завтрак гадость, и убрано плохо…
— Вот и худо, что единственного! Если бы не Дмитрий, ты бы, глядишь, женился снова. Помню я как в Ярославле он к тебе прилип, что банный лист — ни на минуту не отходил, и на барышень зыркал, ровно волчонок. Племяннице городского головы, между прочим, что-то такое сказал — она вон выскочила, и больше к нам ни ногой!
«Ничего я ей не говорил. — самодовольно жмурясь, припомнил Митя. — Показал только. Мышку. Мертвую мышку. С крохотным пестрым флажком в лапке, марширующую на волане розовой муслиновой юбки».