«На суше и на море» - 60. Повести, рассказы, очерки
Шрифт:
— Для того, чтобы жевать молоко, — раздался возглас из толпы, и слушатели со смехом стали отходить к другим группам спорщиков в поисках более интересного.
Не следует, однако, думать, что дискуссии в парке Ва-лумалу всегда протекали в такой же мирной обстановке и что в Австралии существует подлинная свобода слова. У «дерева знания» я познакомился с рабочим, который рассказывал мне про весьма назидательный инцидент, происшедший во время одной из крупных забастовок, столь частых в истории рабочего движения Австралии.
Полиция повсеместно разгоняла уличные митинги бастующих и
«Вот какова свобода слова в Австралии: человек имеет возможность высказать правду, только сидя на цепи!»
Парк Валумалу стал моим первым пристанищем в Австралии. Денег у меня совсем не было, и я был вынужден заночевать в парке. Обдумав свое положение, я решил искать работы на фермах: это сразу даст мне и кров, и пищу, и кое-какой заработок..
На рассвете следующего дня я вышел из города по главной дороге Мельбурн — Сидней навстречу неизвестному. По обе стороны дороги раскинулись обширные поля, окружавшие небольшие фермерские домики. Деревьев почти нигде не было, изредка лишь виднелись невысокие узловатые эвкалипты.
«Пока что ничего необыкновенного», — невольно подумал я.
Дорога была совершенно пустынной, и, только пройдя несколько километров, я заметил идущего мне навстречу человека в широкополой шляпе, какую носят местные земледельцы. Поравнявшись со мной, человек взглянул мне в лицо и дернул головой вбок, как бы подзывая меня подойти к нему поближе. Недоумевая, для чего бы я мог понадобиться этому незнакомцу, я подошел к нему и вопросительно уставился на него.
— Доброе утро, — приветливо сказал он и спокойно двинулся дальше. Мне оставалось только последовать его примеру.
Рассвет разгорался. Вскоре на дороге показался еще один путник. Заметив меня, он также сделал мне знак головой подойти поближе.
— Что вам угодно? — совершенно озадаченный, спросил я.
— Я хочу пожелать вам доброго утра, — учтиво ответил прохожий и спокойно зашагал дальше.
Я начал догадываться в чем дело и решил отыграться на третьем встречном, который уже виднелся вдали. Как только он поравнялся со мной, я сам сделал кивок головой вбок, как бы подзывая его подойти ко мне. Моя догадка оказалась верной: незнакомец ответил мне таким же жестом и с невозмутимым видом продолжал свой путь. Такое «боковое движение» головы, очевидно, было здесь установленной формой приветствия.
— Ну вот и начинается «наоборот», — подумал я.
Этот небольшой инцидент привел меня в веселое настроение. Я стал вспоминать попавшийся мне на глаза вчера в городской библиотеке сборник стихов австралийских поэтов. Там говорилось про розы декабря, про леденящие ветры июля и про наводящие тоску майские дожди. Если бы Пушкин родился в Австралии, он никогда бы не написал:
Приближалась Довольно скучная пора: Стоял ноябрь уж у двора.А
Я быстро шагал по пыльной каменистой дороге. Мне хотелось уйти подальше от города и углубиться в сельские просторы. Но вокруг простирался все тот же однообразный, безрадостный пейзаж. За день я прошел около 40 километров и к вечеру добрался до довольно обширного селения, носившего зловещее название Килмор, что по-английски означает «убивай больше». Мое внимание привлекла вывеска сельской гостиницы «Королевский Дуб».
«Здесь, пожалуй, найдется работа», — подумал я и не ошибся. Хозяин гостиницы, коренастый краснолицый англичанин, предложил мне остаться у него на должности «полезного человека».
Потянулись однообразные дни. Я колол дрова, возился на кухне и в гостинице, чистил лошадей, крутил сепаратор, обмывал запыленные коляски и автомобили гостей и думал: «Когда же, наконец, я увижу «настоящую Австралию»?» Особенно хотелось мне повидать в природных условиях диковинных животных этой страны и в первую очередь, конечно, кенгуру. Но здесь меня окружали только лошади, коровы и овцы.
Лишь по вечерам я чувствовал, что нахожусь в Австралии, так как у меня над головой вместо обычных знакомых мне созвездий горел легендарный Южный Крест, мерцал Южный Треугольник и ярко сверкали гиганты южного неба — величественный Ахернар и золотистый Канопус.
Однажды, когда уже совсем стемнело, хозяин разбудил меня, чтобы помочь вновь прибывшим гостям разгрузить телегу и накормить лошадь. Когда я подошел к воротам, двое высоких мужчин уже успели снять с повозки громоздкий ящик, и я помог им отнести его в чулан, расположенный рядом с прачечной, которая служила мне местом ночлега.
Обязанности «полезного человека» настолько хлопотливы и многообразны, что обычно я крепко засыпал, как только добирался до своей койки. В эту ночь я почему-то никак не мог заснуть. Ворочаясь с боку на бок, я услышал, что за стенкой в чулане кто-то тоже кряхтит и ворочается. «Полезный человек» должен всегда быть на страже, поэтому я зажег фонарь и направился обследовать соседнее помещение.
Двери в чулане не было, и я прямо с порога мог осветить все его небольшое пространство. Осмотр ничего не дал, но шорох и кряхтение продолжали доноситься со стороны стоявшего у стены ящика. Я подошел поближе и поднес фонарь к боковой стенке ящика, забитой грубо сколоченной деревянной решеткой. На меня уставились из темноты два больших широко раскрытых глаза, с выражением тревожной тоски глядевших сквозь просветы решетки. От неожиданности я чуть не выронил фонарь и успокоился только тогда, когда рассмотрел крупную, красиво очерченную голову, напоминающую голову оленя, и два больших настороженных уха. В ящик был заколочен живой кенгуру. Двухметровая длина ящика не давала возможности выпрямиться громадному животному, и оно лежало скорчившись и глядело на мир грустными глазами раненой серны.