«На суше и на море» - 62. Фантастика
Шрифт:
Прерывистый сигнал Аппарата Всеобщей связи нарушил тишину. «Кто бы это мог быть?» — подумал Леонид. На зеленоватом экране долго трепетали полосы ряби. Потом экран посветлел, появилась курчавая голова и бронзовое лицо молодого человека, обнаженного до пояса, мускулистого, словно римский гладиатор.
Глаза Леонида расширились от радости.
— Теранги?!
— Это я, — просто ответил тот, показывая в улыбке белые зубы. Они смотрели друг на друга и молчали от избытка переполнявших их чувств. Им было, что вспомнить. Их дружба началась три года назад, когда Леонид изучал океанские глубины к востоку от Маркизских островов. Теранги руководил
Леонид смотрел на друга и как будто вновь дышал целительным воздухом Нукухивы… С чистого лазурного неба струился благодатный солнечный свет, волны с шипением набегали на берег. В солнечных бликах, далеко в море, мелькали черные «головы» роботов-исследователей, а над ними, словно заботливые няньки, парили вертолеты радиотелеуправления… Потом всплыло самое дорогое: он видел грациозную головку Уны, сестры Теранги, ее глаза, в глубине которых мерцал ночной океан…
— Теранги… Как я рад… как рад, — повторял Леонид.
— Ты совсем забыл меня, — будто извиняясь, сказал Теранги. — Я с трудом отыскал тебя. — Он помолчал и добавил: — Мы должны встретиться и как можно скорей.
— Что-нибудь случилось?! — забеспокоился Леонид.
— Трудно объяснить словами. Это надо видеть… Где ожидать тебя?
Теранги был явно взволнован, и его рассказ был сбивчив. Леонид понял только, что Теранги наблюдал какое-то поразительное, необъяснимое явление, что-то вроде миража. Он сообщил, что радировал об этом в Город Знания.
— Мне предложили связаться с тобой, — закончил Теранги с удивленным видом. — Но при чем здесь ты?!
— Ага… — протянул Леонид задумчиво. — Кажется, догадываюсь. Срочно вылетай в Чукотск! Жди меня через несколько часов на эспланаде, против радиомаяка. Обо всем поговорим на месте.
Экран погас. Леонид быстро оделся, спустился в свою комнату и собрал необходимые вещи.
Вскоре он перелетел на вертолете Климатической Службы через пролив, отделяющий Северную Землю от Таймыра, приземлился у станции Северной электромагнитной автострады и пересел в один из ВЧ-мобилей, косяками стоявших меж поясов вечнозеленых насаждений.
— Берингов пролив! Эспланада! — бросил он в небольшую мембрану — приемное устройство автомата, управляющего машиной. ВЧ-мобиль бесшумно тронулся с места и, набирая скорость, понесся на восток.
Спустя несколько часов Леонид катил по широкой тенистой аллее, образованной стволами и кронами тянь-шаньских елей. Был поздний вечер. Нежный туман стлался в кустах роз, всюду сверкали капли росы. Аллея кончилась, и ВЧ-мобиль оказался на необъятной эспланаде Дежнева, огражденной со стороны пролива гранитным парапетом, вдоль которого тянулись мраморные скамьи, беседки, павильоны. Еще издали Леонид увидел Теранги, приветливо машущего ему рукой из беседки, увитой плющом.
Они
— Рассказывай, — попросил Леонид. Вместо ответа Теранги постучал согнутым пальцем по крышке телеаппарата, висевшего у него на боку:
— Рассказывать будет он. Пойдем на станцию Всемирной Телесвязи.
В одном из залов станции он разыскал свободный проектор и вложил в аппарат ленту, привезенную с Нукухивы. Погасив свет, сказал:
— Мой телеаппарат, к счастью, был включен. Вот что произошло…
На экране проектора возникло цветное объемное изображение участка побережья Нукухивы, сопровождаемое звукозаписью. Гремела песнь ночного прибоя, слабо фосфоресцировал океан; на краю неба, усыпанного яркими звездами, темнела гряда лесистых гор. Слева, на мысу, горели огни базы, где работал Теранги. Внезапно окрестность залил ослепительный розоватый свет. Померкли звезды, свечение океана, огни базы. Вслед за тем откуда-то пришла мелодия, подобная звездной музыке. В небосклон вонзился прямой, как луч света, розовый столб.
— Он вырос как будто из-под земли, в сотне метров от меня, — прошептал Теранги.
…Столб увеличился, внутри него, начиная от основания, побежали вверх яркие спирали. Незнакомая музыка усилилась, спирали побледнели, и неожиданно Леонид увидел бегущие в колонне этого странного света как бы кадры замедленной киносъемки. Промелькнула перевернутая панорама города Таиохаэ — крупнейшего научного центра Маркизских островов. Потом операторская базы — огромный зал, уставленный большими и малыми телеэкранами, электронными машинами, инфразвуковыми приемниками.
Плыли бесконечные пляжи Всемирного Курортно-Санаторного Центра, разбросанные по всем архипелагам, островам и атоллам Полинезии… Наконец крупным планом обрисовался один из океанологических танков.
— Он находился в это время на дне океана, в ста милях от берега, — пояснил Теранги. В его глазах вспыхнуло волнение, как будто он заново переживал события. — Но как попал гидротанк в этот столб света?!
Но вот столб из розового стал бледно-желтым, мелодия превратилась в еле уловимое дуновение звуков. Где-то в бесконечности, куда, казалось, уходила вершина миража, с немыслимой, непонятной четкостью возникли белые, как жасмин, колонны, здания, легче облаков, кристально прозрачное зеленоватое небо…
Столб угас, мелодия умерла. Снова рокотал ночной океан, темнели вдали горы.
Щелкнул выключатель.
— Что скажешь, брат?…
Леонид молчал. Он понял, что этот мираж создается тем самым аппаратом, который он спугнул на Северной Земле. Только сейчас он убедился в величии явления. И с еще большей силой охватило его желание узнать, что это такое. Видение это было как отзвук его собственной мысли, ответ его памяти, вспышка мечты, эскиз Неведомого, точно молния, внезапно осветившая мрак ущелья.
— Но это не все… — опять заговорил Теранги, так и не дождавшись ответа. — Я бросился к тому месту, откуда только что исходил свет. Там было пусто!.. Вдруг какой-то прозрачный, словно невесомый шар, или сфероид, взметнулся вверх. Меня обдало жарким ветром. Я задел рукой что-то осязаемое, упругое… Раздался звон, тьму прочертила слабосветящаяся полоса и упала к моим ногам.
Теранги извлек из кармана предмет, напоминающий плоскую чашу, зеленую изнутри. Она тускло блеснула своими розовато-серыми гранями. Леонид почти вырвал ее из рук полинезийца и стал рассматривать с таким видом, словно в чаше скрывалась загадка бытия.