На участке неспокойно
Шрифт:
Сергей вздрогнул, представив на секунду, что Хабаров потащит когда-нибудь на базар и эти часы, чудом уцелевшие до сих пор. Ему стало отчего-то неловко, словно во всем, что происходило в доме Хабаровых, была и его, участкового уполномоченного, вина…
— Осмотрелся? — первая пришла в себя Анастасия Дмитриевна. Она вплотную подошла к Морозу. — Понял, до чего Степан дожился? Гляди, гляди, не вороти рыло! Тебя я тоже как-то видела на карачках. Небось, вместе с ним хлещешь?
— Кому это нужно?
— Господи, — запричитала Анастасия Дмитриевна. — Зачем только родилась
11—4836 161
по-человечески! Нет у меня больше сил бороться… Товарищ участковый, подскажи, как мне быть?
Сергей затоптался на месте, словно его поймали с поличным.
— Все уладится, Анастасия Дмитриевна. Вот увидите, все уладится, — заговорил он туманно. — Мы сделаем все, чтобы ваш муж перестал пить.
— Спасибо, товарищ участковый, — с тоской отозвалась Хабарова, должно быть, не веря уже никому.
Мороз улыбнулся, щуря узкие глаза. Он уже оправился от потрясения и чувствовал себя, как говорят, в своей тарелке.
— Надо посадить его на диету или приставить к нему какого-нибудь трезвенника. Это, правда, мифическое предложение, но оно может кое-что вам дать. Лично я — за перевоспитание человека.
Анастасия Дмитриевна нерешительно взглянула на него:
— Болтун ты, парень.
— Язык мой — враг мой, — покорно согласился Мороз.
— Все уладится, Анастасия Дмитриевна, — повторил на прощание Голиков.
Мороз шел по улице в одиночестве. «Глупо все устроено в мире, — пустился в философские рассуждения Мороз. — Ходим, волнуемся, стараемся доказать что-то друг другу. Одни пьют, другие не пьют. Не всем же пить! Хабарова решила, что я тоже, как ее Степан? Впрочем, я действительно порядочная скотина…»
Он осмотрелся вокруг, словно хотел услышать от кого-нибудь ответ на свои вопросы, поднял воротник пиджака и побрел дальше.
«Куда эти пижоны подались? — снова к прошлому возвратились его невеселые мысли. — Эргаш — сволочь. Может напакостить. Хабаров, конечно, с ними. Сейчас что-нибудь вдалбливают в его пьяную башку. Он злой, когда выпьет. Анастасия Дмитриевна, наверно, плачет. Или сидит у окна и ждет без слез».
— Кш… Кшш!.. Проклятущий! — раздался неожиданно в стороне сердитый женский голос.
Мороз обернулся: из калитки дома кто-то выгонял на улицу ишака.
— Пошел! Пошел, идол!
«Людмила Кузьминична», — узнал Мороз Неверову. Он отошел на противоположную сторону улицы и притаился под деревьями. Еле заметная улыбка тронула его губы: Людмила Кузьминична не раз стыдила его, Мороза, при всех. Правда, это не очень-то тревожило его, однако иногда было как-то не по себе. В конце концов, он уж и не такой пропащий человек, как она старалась показать его.
Мороз неторопливо переступил с ноги на ногу, закурил и, когда Людмила Кузьминична зашла во двор, уверенно направился к ишаку.
— Ты замерз, наверно, дружище, — погладил Жан его морду. — Сейчас я тебя погрею. Знаю, тебя обидела мадам Неверова. Она многих обижает. Хочешь, я тебе расскажу, как она меня обидела? Слушай…
…Как-то, не то прошлой осенью, не то зимой выпил Мороз два раза по сто пятьдесят и мирно шел по улице, читая сатирическую книгу «Куда, куда вы удалились». Книга, откровенно говоря, ему не нравилась, но он никогда не бросал недочитанное. Поэтому терпеливо следил за удивительными похождениями главного героя счетовода Свеклина.
— Тебе что, пес косматый, тротуара мало? — раздался чей-то грубоватый старческий голос в то самое время, когда Свеклин старший порол ремнем Свеклина младшего.
Мороз поднял голову: перед ним стояла разгневанная Людмила Кузьминична.
— Вы, кажется, что-то хотели мне сказать? — деликатно поинтересовался он.
Она, очевидно, не сочла нужным ответить ему — схватила за руку и силой увлекла с проезжей части дороги. Только у тротуара, где уже собрались янгишахарские зеваки, ее словно прорвало — она наговорила ему столько неприятных слов, что он на какое-то время даже потерял дар речи. Унижало еще то, что кругом стояли какие-то пижоны в зеленых брюках и посмеивались в тонкие, как ниточка, усики.
После, конечно, он взял верх над всеми, особенно над — пижонами с усиками.
Были у него и в этом году стычки с Людмилой Кузьминичной. Мог ли он, Жан Мороз, оставаться равнодушным?
— Нет, дружище, не мотай головой, ты чертовски замерз, — продолжал Мороз доказывать ишаку. — Посмотри, у тебя поднялась шерсть… Не хочешь смотреть? Ну что ж, не смотри. Кому это нужно? Тебе, я вижу, трудно угодить. Пойдем погуляем. Я тебе еще кое-что расскажу про мадам Неверову… Не хочешь? В таком случае, разреши показать тебе твою новую квартиру. Это совсем близко.
Ишак заупрямился. Он поднял морду и так заорал, что у Мороза зазвенело в ушах.
— Скотина! — выругался Жан. — Сейчас же ночь. Разбудишь людей. Ты знаешь, что бывает тем, кто нарушает общественный порядок.
Ишак затряс головой.
— Не знаешь? — уже более миролюбиво проговорил Мороз. — Все не знают, пока не попадут в милицию… Понял? Лучше не кричи. Наш участковый не любит этого. Да и дружинники не слишком-то церемонятся с нарушителями. Степан Хабаров покричал как-то и схлопотал пятнадцать суток. Завтра, может быть, опять схлопочет. Эргаш сегодня накачал его… Кстати, если хочешь, я тебя тоже угощу.
Он извлек из кармана пиджака поллитровую бутылку, раскупорил ее и, задрав ишаку морду, воткнул горлышко в раскрытую пасть. Ишак взбрыкнул, отчаянно боднул головой и снова заорал. Мороз приставил палец к своим губам и тихо предупредил: «Тсс».
Водка, очевидно, быстро подействовала на ишака — он тотчас успокоился и задумчиво посмотрел на Мороза. Это подбодрило его.
— Вот видишь, все идет хорошо, дружище. Давай выпьем еще по одной и пойдем на свидание. Водка всегда была главной сводницей. Гляди, как я буду пить, и не брыкайся, когда угощаю. Хабаров бы не брыкался. — Жан сделал несколько глотков и, улыбаясь, вытер губы рукавом пиджака. — Здорово, правда? Сейчас дам и тебе, не волнуйся! Только будь человеком: не каждому выпадает такое счастье — пить задарма.