На веки вечные
Шрифт:
— Я боялась.
— Чего?
— Что ты перестанешь... заботиться обо мне. Именно так. Таким образом. Ты говорил, что влюбился в меня, что это была любовь по переписке, но значило ли это что-то большее? Я не решалась спросить тебя, потому что тогда я была с Билли, и я... даже не знаю, почему спросила это, почему не...
Она вдруг замолчала, сжала в кулаках мою рубашку — ее переполняли чувства.
— Почему мы потратили так много времени, Кейд? Почему?
— Я не знаю, Эвер. — Я погладил ее по спине, мои руки замерли на ее талии. — Хотел бы я знать. Хотел бы все это время быть с тобой. Я... никогда не переставал испытывать эти чувства к тебе.
Она подняла голову, и наши глаза встретились. Мы все еще лежали на кровати, она была сверху. Ее наполовину расстегнутая рубашка ничего не скрывала, и я видел, что на ней не было бюстгальтера, вообще ничего не было под этим тонким слоем хлопка. Все внутри меня полыхало огнем.
— Какие чувства? Скажи мне, Кейд, скажи, что ты чувствуешь. Мы никогда не скрывали правду друг от друга.
— Но... мы же... мы же не видели друг друга с четырнадцати лет. Или с пятнадцати? Мы ведь и, правда, встречаемся в первый раз. Как я могу... так быстро рассказать обо всем? Как могу тут же все это почувствовать? Это безумие. Это... уже слишком. Голова идет кругом. Я сам иду кругом.
— И я тоже.
Теперь она лежала на мне, обнимая меня и прижимаясь всем телом. Ее обнаженные руки подчеркивали выпуклость груди. Я был зачарован, ее манящие глаза и соблазнительные груди разрывали меня на части.
— Но... все это время, все эти годы мы знали друг друга. Я знаю тебя, Кейден Монро. Я знаю, кто ты. Это правильно, и я этого не боюсь. Я боюсь потерять. Сейчас я боюсь только этого. Потерять тебя. Так что это значит для тебя? Кто я для тебя?
Я открыл рот, чтобы заговорить, но не мог вымолвить ни слова. Я так давно не говорил этих слов. Не говорил никому, кроме мамы и папы.
Глаза Эвер пронзали меня, они сверлили меня, жадно глядели на меня. Они отказывали мне в шансе солгать, поколебаться, уклониться от ответа, постесняться — я мог только все признать, всем рискнуть, обнажить все.
— Это любовь, Эвер, — признание потрясло мое существо до самого основания, — я люблю тебя. С тех пор, как я встретил тебя в Интерлокене, я любил тебя.
Глава 26
В воздухе стоял сильный запах масляной краски. Кейд лежал подо мной — мускулистый парень, такой большой, просто огромный, такой сильный. Внутри меня все напряглось, еще когда я открыла дверь и увидела, что он стоит там, и его освещает полуденное солнце. На нем были потрепанные джинсы «Levis», которые выглядели так, как будто их действительно очень долго носили — это были не те нарочно порванные, искусственно состаренные джинсы Билли стоимостью сто пятьдесят долларов. Торс Кейдена обтягивала узкая черная футболка, которая не скрывала мускулов. Он был закален работой и потрепан жизнью. Его ладони на моих щеках были грубыми, мозолистыми, как и в моем сне, но такими нежными. Его глаза, цвета чистого янтаря, были, как жидкий огонь, они обжигали, требовали все, что у меня было, все, кем я была, и то же самое давали мне.
Он хотел меня.
Он любил меня.
Он любил меня? Как? Как он мог любить меня? И знать об этом? Я потребовала, чтобы он рассказал мне, что чувствует. А что чувствовала я?
— Я люблю тебя, Кейд, — я не сказала слово «тоже», не то, чтобы я тоже любила его, я просто любила его. Я всегда любила, но по какой-то причине, которую не понимала, и игнорировала этот факт пять лет.
Он весь задрожал, когда осознал это.
— Правда?
Я не могла не рассмеяться, услышав, с каким удивлением и восторгом он сказал это.
— Правда.
— Но почему?
— Потому что наши души предназначены друг для друга. Потому что... после всего, через что ты прошел, всего, что ты вытерпел в жизни, ты все еще здесь. Ты силен. Ты... мой мужчина. Ты талантлив, но скромен. Ты знаешь меня. Знаешь мои секреты. То, о чем я никому больше не могла бы рассказать. Ты был со мной еще с тех пор, как я была ребенком, девочкой, которая познавала саму себя, и теперь я знаю, кто я, и ты — часть этого. Наши письма стали частью меня, частью моего созревания, частью того, кто я есть. Вот почему я люблю тебя.
Это был так легко сказать. Я думала, что будет тяжелее.
На его щеках проступала черная щетина, подчеркивая янтарные глаза. Кожа загорела от того, что много часов он проводил под солнцем, и Кейд смотрел на меня, не отводя глаз. Я могла бы нырнуть туда и утонуть в его взгляде.
Его губы зашевелились, как будто он хотел что-то сказать, но не мог подобрать слов. Однако, все, что я видела, как они шевелятся, немного обветренные и покусанные от того, что он целовал меня, то, как из-за движения лицевых мышц двигалась и щетина. Скулы у него были высокие и крупные, темные ресницы слегка дрожали. Я хотела поцеловать его, поцеловать его нежную кожу под глазами.
Но я ведь могла сделать это, правда? И мне не нужно было мечтать об этом, воображать, представлять это. Я почувствовала, как моя голова опустилась, а губы коснулись его бровей, уголков его глаз, и я наслаждалась его дыханием, пока мои губы ласкали его кожу, наслаждалась тем, как его руки сжимали мою талию.
Он так осторожно держал руки на моей спине, на талии, так старался смотреть мне в глаза, все время отрывая взгляд от моей груди, моей кожи. Я хотела большего. Я хотела всего. Мне было нужно все. Он весь. Я нуждалась в том, чтобы обнажиться перед ним, позволить ему погрузиться в меня. Я нуждалась в том, чтобы взлететь в бескрайнюю ширь небес, которыми были его тело, его прикосновения, ласка и его любовь.
Я никогда раньше не чувствовала такой любви и нежности. Потом ощутила, как меня охватывает страсть, безудержная похоть.
— Эвер... — его голос был низким, таким мелодичным, таким приятным. — Ты... невероятна. Так прекрасна. Я пьянею от твоих поцелуев. Я словно под кайфом от того, что касаюсь тебя. У меня голова кружится от твоей кожи.
От поэзии, скрытой в его словах, я задрожала, обняла его сильнее и, не думая ни о чем, поцеловала. Я обнимала его, чувствовала его адамово яблоко, целовала ямку на его шее, впадинку возле уха, твердую челюсть.
— Ты — это все, что есть, все, что я знаю. Все, что мне нужно, — я прошептала эти слова ему на ухо. — И мне нужно больше. Мне нужен весь ты. Сейчас. Мне нужно все... и сразу. Пожалуйста, Кейд. Я так давно нуждалась в тебе. Не заставляй меня больше ждать.
— Я... сломлен, Эвер, — у него дрогнул голос, когда он сказал это. Это признание вырвалось из самых глубин души.
— И я тоже. Давай исцелим друг друга. Снова сделаем нас целыми.
— Здесь?
Я разочарованно застонала. Я не хотела, чтобы мне напоминали о реальности. О том, что моя частная студия была не заперта, и что окна были открыты, так что все было слышно, даже хотя жалюзи и были опущены.